Я пишу это и у меня из глаз льются слезы.

Однажды он отправился в путешествие в Лощину Черного Бамбука – он нашел в каких-то бумагах нечто очень и очень любопытное… Через пару недель отец вернулся – еле живой, больной, и мама стало ясно, что скоро мы останемся вдвоем.

О чем я? Да, о лисе.

Этот лис оказался для меня, как глоток свежего воздуха.

А на следующий день принесли посылку на мое имя – вот такусенькую коробочку, в которой лежали скромные сережки из черного жемчуга. Без отправителя.

Ченг разорался, догадавшись, от кого они, а мама погладила по голове и сказала:

– Быть может, это не просто встреча, а юаньфэнь – судьба, знакомство по предопределению свыше? Если вас соединяет красная нить, то вы точно еще встретитесь.

И в сотый раз рассказала легенду о лисе по имени Ико, которому один старик сообщил, что его красная нить судьбы привязана к щиколотке щенка, которому всего три года, и что это грязная дочка одноглазой старухи. Ико велел убить ребенка, и его слуга рассек ей лоб мечом. Через четырнадцать лет Ико женился на собаке со шрамом на лбу. Это оказалась та самая девочка.

Я с детства люблю эту историю, потому что верю в лапу судьбы и потому, что у мамы на левом глазу шрам – она упала со скалы в детстве и чудом выжила… Может, через четырнадцать лет и я…

Ах, глупости.

Хочу написать правду. Я устала, устала, устала изображать радость или скорбь, хочу быть настоящей!

Тетка нашла папино письмо, мама под крики Ченга дала мне денег на дорогу, и мы с подругами уехали далеко-далеко: сначала в сам Пекин, потом оттуда в Хэйчжоу.

Так вот, несколько дней назад я вернулась домой, но пишу только сейчас: надо было собраться с мыслями.

Свиток я нашла, но там написано папиной лапой мое имя: он, разумеется, все знал – свиток был мой, не их… К чему это было? Показать, какая я сильная, или какая слабая? Или что я одинока, как луна, и помощи мне ждать было бы не от кого?

Ну, так он ошибся. При всем моем уважении и любви: он не бог, он не мог знать всего.

Я не одинока, у меня есть мама.

Возвращение мое выпало на пасмурный, мрачный летний день – в отличие от меня, природа знала, что над нашим домом, нашим маленьким домом с серой крышей давно сгустились тучи. Ченга не было дома. Он работал в поле с другими мужчинами.

Тетушка, да пошлет ей Небо всех мук диюя еще на земле… А, я, кажется, не упоминала. Сводная сестра матери, тибетский терьер, переехала к нам где-то полгода назад. У нее умер муж, а дом ее забрали дети мужа от первого брака, и тетушка нынче бездомная.

Так вот, она кинулась мне навстречу, ведь она уже считала меня мертвой, и сквозь слезы призналась мне:

– Я… Я не случайно открыла конверт.

Я заметила за ее спиной маму – ее глаза были сухие и горячие от гнева. Мама сжимала и разжимала кулаки.

Я сказала:

– Продолжай.

– Ты же знаешь, Даи-Тай, что господин Лян так часто прощал твоему отчиму Ченгу, бедняге, долги… К тому же, Зедонг неплохая партия, мы знаем его семью и…

– Да, – опять кивнула я.

– Так вот, я… Когда твой отец уже был болен, он бредил каким-то бессмертным женихом для дочери. Ксу никого не подпускала к нему, но я случайно подслушала, проходя мимо приоткрытой двери… Я по секрету сообщила матери Зедонга о словах Ливея.

– Что? – вскочила я. – А я-то еще гадала, откуда они… Зачем?!

Тетушка заломила лапы.

– Не знаю… Я так испугалась… Ах, ну подумай сама – ведь уговор…

– Плевать на уговор, тетушка!

– Да, да… Я гадала, правда ли это. Потому что – ну, вдруг ему просто в горячке что-то эдакое снилось? Ты конверт упрятала, но я потом наткнулась – случайно, клянусь тебе! И не утерпела, открыла. Я думала, что там-то и написан секрет. Но оказалось, что это только карта и…

– Ты выдала тайну госпоже Лян, – простонала я. – Каким-то чужим, даже не мне или маме!

– Имени твой отец все равно не сказал…