Маккарти принялся стягивать свитер через голову. Под ним оказалась красно-черная охотничья рубашка, а еще ниже — фуфайка с подогревом. И да, теперь Джоунси был уверен, что брюшко Маккарти значительно опало.

Ну… скажем, почти уверен. Пришлось напомнить себе, как всего час назад он был уверен, что видит не куртку Маккарти, а оленью голову.

Маккарти плюхнулся на стул у окна, чтобы снять сапоги, и снова пукнул: не так оглушительно, как в первый раз, но все же громко и неприлично. Оба словно не заметили этого, хотя вонь распространилась такая, что у Джоунси заслезились глаза.

Маккарти сбросил сапоги, со стуком приземлившиеся на пол, и стянул голубые джинсы, под которыми, как и предполагал Джоунси, оказались кальсоны с подогревом. В комнате вновь появился Бив с фаянсовым ночным горшком и, поставив его у изголовья, сказал:

— На случай, если вдруг… ну вы знаете, приспичит. Или подопрет так, что мочи не станет.

Маккарти тупо, словно не понимая, о чем идет речь, уставился на него, и Джоунси снова кольнула тревога. Не нравилось ему все это. Незнакомец в мешковатом нижнем белье казался непривычно зловещим. Больной незнакомец. Вопрос в том, насколько он болен.

— На случай, если не добежите до ванной, — объяснил Бив. — Которая, кстати говоря, совсем близко. Как раз слева от спальни, но помните, не первая, а вторая дверь по этой стене. Если вломитесь в первую, значит, придется срать в бельевом чулане.

Джоунси от неожиданности засмеялся, ничуть не заботясь о том, что издает чересчур высокие, слегка истерические звуки.

— Мне уже лучше, — сказал Маккарти, но Джоунси не заметил в его голосе ни малейшей искренности. Кроме того, Маккарти продолжал стоять посреди комнаты, как андроид, память которого была на три четверти стерта. И если прежде он выказывал некоторую живость, даже суетливость, сейчас энергия выработалась, исчезла, словно румянец на щеках.

— Ну же, Рик, — тихонько поторопил Бив. — Ложитесь и покемарьте чуток. Нужно же вам набраться сил.

— Да-да. — Он тяжело опустился на расстеленную кровать и выглянул в окно. Широко раскрытые невидящие глаза… Джоунси показалось, что запах постепенно рассеивается, но, возможно, он попросту принюхался, как бывает, если долго простоишь в обезьяннике. — Боже, какой снег!

— Да, — кивнул Джоунси. — Как ваш живот?

— Лучше, — повторил Маккарти, оборачиваясь к Джоунси. Теперь в глазах плескался страх. Как у испуганного ребенка. — Простите, что так бесцеремонно выпускаю газы. Такого со мной раньше не бывало. Даже в армии, где мы питались почти одними бобами. Но теперь мне и вправду полегчало.

— Уверены, что не хотите помочиться перед сном? — Джоунси, отец четверых детей, задал привычный вопрос почти автоматически.

— Нет. Сходил в лесу, перед тем как вы нашли меня. Спасибо, что приютили. Спасибо вам обоим.

— А, дьявол, — сказал Бивер, неловко переминаясь с ноги на ногу, — всякий бы на нашем месте сделал бы то же.

— Может, и да, — кивнул Маккарти. — А может, и нет. Помните, как в Библии: «Внемли, стою и стучусь у порога твоего…»

Ветер за окном завывал все яростнее, так что тряслись стены. Джоунси ждал продолжения: похоже, Маккарти было что рассказать, но тот молча лег и натянул одеяло. Откуда-то из глубин кровати донесся очередной смрадный рокот, и Джоунси решил, что с него довольно. Одно дело — впустить заблудившегося путника, оказавшегося на твоем пороге, и совсем другое — терпеть непрестанную газовую атаку.

Бивер последовал за ним и осторожно прикрыл дверь.

Джоунси хотел было что-то сказать, но Бив, покачав головой, приложил палец к губам и повел его в кухню — самое дальнее место от спальни. Не выходить же на улицу в такую погоду!

— Слушай, с этим парнем явно что-то неладно, — сказал Бивер, и даже в синеватом сиянии люминесцентной лампы Джоунси увидел, как он озабочен.

Бив пошарил в широком нагрудном кармане комбинезона, нашел зубочистку и принялся грызть. Через три минуты — столько времени уходит у заядлого курильщика на сигарету — он превратит зубочистку в горстку измочаленных щепок. Джоунси никак не мог взять в толк, как выносят его зубы (и желудок) подобное варварство, но привычка сохранилась едва не с пеленок.

— Надеюсь, ты ошибся, хотя… — Джоунси покачал головой. — Ты когда-нибудь нюхал такое?

— Ну, пердун! — согласился Бивер. — Но дело не только в расстройстве желудка.

— Ты это о чем?

— Видишь ли… Он почему-то уверен, что сегодня одиннадцатое ноября.

Джоунси никак не мог сообразить, о чем толкует Бив. Одиннадцатого ноября они приехали сюда, как всегда, в старом «скауте» Генри.

— Бив, сегодня среда. Четырнадцатое.

Бивер невольно улыбнулся. Зубочистка, уже успевшая треснуть, переместилась в другой уголок рта.

— Мне-то это известно. И тебе тоже. А вот Рику — нет. Он считает, что сегодня день Господень.

— Бив, припомни, что он тебе сказал?

Вряд ли что-то существенное: в конце концов сколько времени может уйти на яичницу? Бив задумался, а Джоунси тем временем принялся мыть посуду. Он ничего не имел против походной жизни, но терпеть не мог разводить свинарник в отличие от многих вырвавшихся на волю мужчин.

— Сказал, что их компания заявилась с утра в субботу, чтобы не терять день. В воскресенье он чинил крышу. И добавил: «По крайней мере я не нарушил заповедь, касающуюся работы в день субботний. Когда заблудишься в лесу, думаешь только об одном: как бы не спятить».