Несколько минут они молчат, глядя, как прыгает во дворе Даддитс. Кто-то, видимо, отец, укрепил во дворе качели с двумя сиденьями. Даддитс пробегает мимо, толкает их, заставляя раскачиваться. Иногда он останавливается, скрещивает руки на груди, поворачивает к небу круглый циферблат физиономии со стертыми цифрами и смеется.

— Похоже, он в порядке, — говорит Джоунси, допивая чай. — Успел обо всем забыть.

Миссис Кэвелл, привставшая было, снова садится и растерянно смотрит на него.

— О нет, вовсе нет, — качает она головой. — Он помнит. Не так, как вы или я, но многое. Сегодня ночью наверняка будет видеть кошмары, а когда мы с отцом зайдем к нему, не сумеет объяснить. Это для него хуже всего: не может сказать, что видит, думает и чувствует. Слов недостает.

Она вздыхает.

— В любом случае эти парни про него не забудут. Что, если захотят отомстить ему? Или вам?

— Мы о себе позаботимся, — говорит Джоунси, и хотя голос не дрожит, взгляд куда-то убегает.

— Возможно, — кивает она. — А Даддитс? Я могу провожать его в школу, как когда-то, и, наверное, снова придется, хотя бы некоторое время. Но он так любит сам возвращаться домой!

— Должно быть, это позволяет ему чувствовать себя взрослым, — вставляет Пит.

Она протягивает руку и касается пальцев Пита, отчего тот заливается краской.

— Верно, это позволяет ему чувствовать себя взрослым.

— Знаете, — предлагает Генри, — мы могли бы провожать его. Мы все ходим в среднюю школу, и оттуда до Канзас-стрит рукой подать.

Роберта Кэвелл ничего не говорит на это: маленькая женщина-птичка в цветастом платье внимательно смотрит на Генри, как человек, ожидающий «изюминки» анекдота.

— Вы согласны, миссус Кэвелл? — спрашивает Бивер. — Потому что нам это запросто. Или не хотите?

Что-то странное творится с лицом миссис Кэвелл: под кожей пробегают крошечные волны судорог, одно веко приспущено, словно она собирается подмигнуть, а второй глаз в самом деле подмигивает. Она вынимает из кармана платок и усердно сморкается. «Наверное, старается не засмеяться над нами», — думает Бивер.

Когда он говорит об этом Генри по пути домой (Джоунси и Питер уже разбрелись в разные стороны), тот изумленно таращится на него. «Не заплакать она старалась, вот что, — объясняет он и, помолчав, с насмешливой нежностью добавляет. — Дубина».

— И вы это сделали бы? — говорит она, а когда Генри кивает за себя и всех остальных, слегка изменяет вопрос: — Почему вы сделали бы это?

Генри оглядывается на друзей, словно говоря: «Может, хоть кто-то выскажется на этот раз?»

— Нам он нравится, мэм, — бормочет Пит.

— Особенно, как он носит коробку для завтраков над головой… — присоединяется Джоунси.

— Да, охренеть можно, — вторит Пит.

Генри пинает его под столом. Пит соображает, что ляпнул (со стороны отчетливо видно, как движутся шестеренки у него в мозгу), и багровеет от смущения. Но миссис Кэвелл делает вид, что не замечает. Она занята другим: так и ест Генри напряженным взглядом.

— Он должен выходить без четверти восемь, — говорит она наконец.

— Обычно к этому времени мы уже почти рядом с вашим домом, — сообщает Генри. — Правда, парни?

И хотя семь сорок пять — немного рановато, все хором поддакивают.

— И вы это сделаете? — снова спрашивает миссис Кэвелл, и теперь Бивер без труда читает ее мысли: в ней говорит скепти-чтоб-ему-цизм, то есть, если перевести на человеческий язык, она попросту им не верит.

— Конечно, — заверяет Генри, — только вот Даддитс… ну… вы знаете…

— Не захочет, чтобы мы его провожали, — заканчивает Джоунси.

— Вы что, спятили? — охает она. Биверу кажется, что она говорит сама с собой, пытается убедить себя, что на кухне действительно сидит эта орава и предлагает немыслимое. Что все происходит на самом деле. — Дружить с вами? Мальчиками, которые, как говорит Даддитс, ходят в настоящую школу? Да он подумает, что в рай попал!

— О'кей, — заключает Генри. — Мы придем к без четверти восемь, проводим в школу и обратно.

— Он заканчивает в…

— Мы знаем, когда в Академии Дебилов отпускают учеников, — жизнерадостно сообщает Бивер, но за мгновение до того, как видит потрясенные лица приятелей, с ужасом понимает, что выпалил кое-что куда похуже, чем «охренеть», и поспешно прикрывает рот ладонью.

Испуганные глаза над грязноватой ладошкой похожи на два блюдца. Джоунси пинает его в коленку с такой силой, что Бив едва не опрокидывается.