От ворот донёсся такой характерный гудок полицейского экипажа.

Дэн обернулся к Римме. Она разговаривала по телефону. Её взгляд теперь стал серьёзным и непроницаемым. Она кивала, слушая собеседника.

Дэн пошёл к ней, Римма заметила это и зашагала от него, сохраняя дистанцию. Дэн остановился. Ладно, подумал он, охранник откроет. Дэну вдруг остро захотелось сохранить запись для себя, до того, как её извлекут полицейские и сделают недоступной. Что делать? Бежать за лестницей и вытаскивать камеру? А вдруг поймут, что там что-то было, найдут его отпечатки? А вдруг решат, что он ведёт себя слишком подозрительно с лестницей на месте преступления? Ну, нет, здесь ничего трогать нельзя, Римма права, просто надо скачать файл с сервера.

Можно перейти по ссылке, как вчера, со смартфона, но с компьютера будет больше возможностей манипулировать записью. Дэн развернулся и поспешил в свою каптёрку. Римма его не окликнула. Там он спешно включил компьютер и тем временем скинул себе на электронную почту ай-пи-адрес, присланный Калишем. Когда интрасеть загрузилась, Дэн вставил в ю-эс-би-разъём чистую щепку, скопировал в адресную строку нужный набор символов и зашёл на страницу записи. В одной из папок он нашёл серию четырёхгигабайтных видеофайлов, сконвертированных камерой за ночь, и поставил их на скачивание.

Кажется, получилось. Он чувствовал себя нарушителем закона и не понимал, как к этому относится. Но в глубине души отдавал себе отчёт, что делал всё правильно. И ему это нравилось.

Он подошёл к полкам с инструментами. Там, за банками эмалевой краски на верхней полке, он спрятал нагревшуюся за время загрузки данных щепку и вернулся на улицу, к месту происшествия, выяснить, не нужно ли чего.

В закутке было полно народу, но знакомых лиц не было. Один из проездов загораживал синий фургон. Дэн обошёл его и остановился, удивлённо глядя на то, как всё преобразилось.

Криминалисты тряпочками подтирали кровь с асфальта. Тупичок был чист, как будто ничего и не было. Ни девочки, ни металлической конструкции, ни креста, соединявшего их вместе. Как понял Дэн, их довольно спешно погрузили в «бусик», дверцы которого закрыли прямо перед его появлением. Команда специалистов поредела на глазах. Завёлся двигатель, и фургон рванул прочь. Дэн уступил ему дорогу и подошёл к криминалистам. Его заметил полицейский и подоспел наперерез.

– Вы кто? – спросил сержант.

Дэн остановился, заглядывая ему через плечо, убеждаясь, что территорию не только подчистили от следов происшествия, но даже забросали её квёлой листвой и окурками, как моджахеды, когда минировали места засады на патрули.

– Э-э, я… – решил всё же ответить на вопрос полицейского Дэн, – заведующий хозяйственной частью.

Полицейский кивнул:

– Ясно, идите к ректору, она вас проинструктирует.

– А что…

– Идите.

Дэн сдался.

– Так точно.

Он, оглядываясь, пошёл к главному корпусу. Око видеокамеры, будто бы, ещё чернело под окном, никем не обнаруженное. Дэн не стал вглядываться так, чтобы убедиться в этом наверняка, боясь привлечь чьё-нибудь внимание. Он не смог бы объяснить даже самому себе, почему просто не сказал полицейскому, что у него есть запись происшествия. Нежелание связываться с органами правопорядка (да хоть бы в качестве свидетеля) являлось какой-то общенациональной чертой, подмеченной ещё в «Золотом телёнке». Впрочем, толика вины самой полиции в этом была тоже – в какой-то мере она выполняла функцию контрразведки, априори подозревая всех и каждого в подрывной деятельности и вдобавок возводя секретность своей работы в абсолют. Дэн был уверен, что Римма сейчас по-человечески объяснит, что произошло, и что будет дальше. То есть перескажет ту же информацию, которую ей сообщил следственный комитет. И что стоило полицейскому рассказать то же самое, когда его начал расспрашивать Дэн? Не хотите идти на контакт, ладно, распутывайте всё сами, как умеете, а мы потянем клубок за другую нить.

Сторож закрывал ворота за выехавшим фургоном. В колледж уже начали подтягиваться преподаватели и спрашивать, что случилось, у пытающегося проскользнуть мимо них Дэна. Слухи летели, как всегда, на опережение. Дэн пожимал плечами и говорил, мол, сам бы хотел знать, а потому спешит к ректору.

У кабинета Риммы образовалась пробка. Добрейшая Зинаида Яковлевна стояла в проломе, то есть в проёме, и билась насмерть, сдерживая натиск любопытствующих. Впрочем, никто в двери не рвался, а просто вжимался в соседа для лучшей слышимости и смаковал плодящиеся сплетни. В стрессовые моменты толпа дышала в одном ритме, и в тесноте тел некоторым было гораздо легче, чем поодиночке. Дэн пробился сквозь душный скоп в конец приёмной, кивнул секретарю, Зинаида Яковлевна повела плечом, освобождая где-то разом полметра до двери, в которые Дэн и не преминул просочиться.

У Риммы в кабинете сидел возле стены усатый мужичок, а над столом стоял, руки в карманы, Меркадзе. Дэн поздоровался, узнав знакомое лицо, и потом лишь до него дошло: стоп, сам замминистра?

– Здравствуйте-здравствуйте, – ответил Меркадзе, изучая Дэна, чуть приподняв голову. Как бы сверху вниз. Как жука.

Дэн отвернулся. Желание быть вежливым пропало.

– Римма Мироновна, полицейские не отвечают на вопросы. Что у нас произошло?

Римма сидела собранная и спокойная.

– У нас? Ничего, – сказала она.

– Так ведь…

– Горе, – встрял Меркадзе патетично. – Горе для семьи, скорбь для педсостава, трагичное событие для колледжа. А для остальных – что-то непонятное, какое-то странное событие, косвенно затрагивающее наше учебное заведение.

Дэн всё-таки повернулся к нему.

– Как «косвенно»? Ведь…

– «Косвенно», это значит, что не на нашей территории. Но нюансы, конечно, есть. Наша ученица? Да. В учебное время? Нет. Каким-то образом колледж причастен? Возможно, идёт следствие. А пока оно идёт, не стоит сеять панику, пусть большинство остаётся в неведении, судачат и перемывают вымыслы, допытываются до крошек истины у родных и полиции. А колледж войдёт в положении, окажет всяческое содействие, организует сбор средств, предоставит автотранспорт для панихиды. Но – во внеурочное время. На учебном процессе это никак не отразится.