Два-три удара, быстро, один за другим.

— Не в пример вам, моя мать не подлая изменница родины! Еще раз упомянете мою мать, и я вам покажу, как умею бить! Где жила эта девица?

— Да не знаю я! Муж как-то говорил, что она вышла замуж! Наверняка переехала.

— Та-ак, значит, ваш муж видел ее? Когда?

— Не помню! Мы тогда уже писали открытки.

— И она в этом участвовала, а? Помогала?

— Нет! Нет! — крикнула фрау Квангель. Она с ужасом поняла, что натворила, и поспешно сказала: — Муж просто столкнулся с Трудель на улице. И она рассказала ему, что вышла замуж и на фабрике уже не работает.

— Ну-ну… А что дальше? На какой фабрике она работала?

Фрау Квангель назвала адрес фабрики обмундирования.

— А дальше?

— Это все. Правда все, больше я ничего не знаю. Чистая правда, господин комиссар!

— Вам не кажется несколько странным, что невеста сына вообще не навещает свекра и свекровь, даже после смерти жениха не приходит?

— Но это из-за моего мужа! Мы никогда ни с кем особо не общались, а когда начали писать открытки, тем более.

— Опять врете! С Хефке вы начали общаться, когда уже писали открытки!

— Да, верно. Об этом я забыла. Но Отто был против, согласился только потому, что Хефке мой брат. Он вечно ругал родню, вечно ему все не так! — Она печально посмотрела на комиссара. Робко сказала: — Можно вас спросить, господин комиссар?

— Спрашивайте! — буркнул комиссар Лауб. — Кто много спрашивает, получает много ответов!

— Правда ли… — Она осеклась. — Кажется, вчера утром я видела в нижнем коридоре мою невестку… Хефке тоже арестованы, да?

— Опять врете! — Резкий удар. И еще один. — Госпожа Хефке совсем в другом месте. Не могли вы ее видеть. Это вам кто-то наболтал. Кто?

Но фрау Квангель покачала головой.

— Нет, никто мне не наболтал. Я видела невестку издалека. Даже не уверена, что это была она. — Она вздохнула. — Значит, Хефке тоже в тюрьме, а ведь они ничего не делали и ни о чем не знали. Несчастные люди!

— Несчастные люди! — передразнил комиссар Лауб. — Ничего не знали! Все вы так твердите! Но все вы — преступники, и не будь я комиссар Лауб, если не вытяну из вас все кишки, пока не узнаю правду! Кто ваша соседка по камере?

— Я не знаю, как фамилия этой женщины. Называю ее просто Берта.

— И давно эта Берта делит с вами камеру?

— Со вчерашнего вечера.

— Стало быть, это она наболтала вам про Хефке. Признайтесь, госпожа Квангель, иначе я прикажу доставить ее сюда и буду бить при вас, пока она сама не признается.

Анна Квангель опять покачала головой:

— Скажу ли я «да» или «нет», господин комиссар, вы все равно притащите Берту сюда и изобьете. Я видела госпожу Хефке в нижнем коридоре, больше мне сказать нечего…

Комиссар Лауб стремительно отвернулся и громко пукнул прямо в лицо Анне Квангель. Потом опять повернулся и с ухмылкой уставился на нее.

— Нюхните, у меня много таких в запасе, начнете юлить — повторю! — Внезапно он переходит на крик: — Дерьмо вы все! Дерьмо! Сволочи! И я не успокоюсь, пока всех вас, гадов, не урою! Всех! Всех! Дежурный, Берту Купке сюда!

Некоторое время он запугивал и бил обеих женщин, хотя Берта Купке сразу призналась, что рассказала Анне Квангель про госпожу Хефке. Раньше она сидела в одной камере с госпожой Хефке. Но комиссару Лаубу этого было мало. Он хотел в точности знать каждое сказанное ими слово, а они ведь всего-навсего, по женскому обыкновению, поделились друг с дружкой своими бедами. Комиссар же всюду чуял заговоры и государственную измену и не переставал бить и задавать вопросы.

В конце концов рыдающую Купке снова отволокли в подвал, и Анна Квангель снова осталась единственной жертвой комиссара Лауба. Она так устала, что слышала его голос как бы из дальней дали, его фигура расплывалась у нее перед глазами, а удары уже не причиняли боли.

— Так что же случилось? Почему так называемая невеста сына перестала к вам заходить?

— Да ничего не случилось. Мой муж не хотел никаких гостей.

— Вы же признали, что он согласился на визиты Хефке.

— Хефке были исключением, потому что Ульрих мой брат.

— А почему Трудель больше не заходила?

— Потому что мой муж не хотел.

— И когда он ей об этом сообщил?

— Да не знаю я! Господин комиссар, я больше не могу. Дайте передохнуть полчасика. Ну хоть пятнадцать минут!

— Только когда признаетесь. Когда ваш муж запретил девице приходить?

— Как только погиб сын.

— Ну вот! И где это было?

— У нас в квартире.

— Чем же он это объяснил?

— Просто сказал, что впредь не хочет общаться. Господин комиссар, я правда больше не могу. Десять минут!