— Лицо, как у овцы не делай. Блин, Семенова, ты издеваешься? Я у бровиста сейчас сижу, мне из-за тебя такую линию на лоб вывели. Надеюсь, это отмоется…

— У кого ты сидишь?

— У бровиста. Тебе не надо, забей. Ника, будешь с таким лицом ходить на вечеринке, я сделаю вид, что мы не знакомы. Мне бы твою внешность, я бы вообще не красилась.

— Так я почти не…

— Ну и молодец! Твоя сила в естественности. Грудь вперед, подбородок вверх и вперед к новой жизни, без опарыша твоего.

Подруга была права, я готова к новой жизни. Помогла ли Танька, шопотерапия или время, но расставание с Артемом меня, действительно, больше не пугает. Не хочется выть от одиночества, обиды и неизвестности. Разве я отправилась бы куда-нибудь дальше магазина, будь Артем все еще рядом?

— Ну я почти готова, могу хоть сейчас выходить. Собралась уже.

— Та-а-к, по поводу «выходить». А с обувью у нас что?

И тут меня будто током ударяет, приходит ужасное озарение, что с обувью у меня «ни-че-го».

То есть туфли у меня есть, они лежат у мамы на антресолях со студенческих времен. В последний раз я надевала их на вручении диплома, больше повода покрасоваться не было. И самое страшное, что по моим воспоминаниям на них отлетели набойки, а еще поцарапан каблук. Я убирала их в коробку, и думала, что нужно не забыть отнести в мастерскую. Конечно, я этого так и не сделала.

Смотрю на время, почти два часа до начала. Успею починить или куплю новые. Все поправимо!

— Таня, я вспомнила кое-что, побежала. Пока, там увидимся.

Вылетаю из комнаты. Светка восторженно глазеет, она еще не видела меня такой нарядной.

— Мамочка, ты такая красивая, — дочка хлопает в ладошки, — покружись, пожалуйста!

Я смеюсь и, конечно, кружусь. Ну как ей откажешь? Светка козой прыгает рядом. Даже песенку напевает, смешная. Мама выходит из кухни, смотрит на нас и улыбается.

— Светик, неси табуретку, нужно найти кое-что…

— Ника, ну куда ты в платье полезла, переоделась бы. Что ты ищешь там, дай я сама!

Уже не думаю о том, что юбка помнется, лезу на баррикаду из стульев и под причитание мамы и Светки достаю с верхней полки пыльную коробку с моей парадной обувью. По виду коробки сразу видна регулярность и насыщенность моей светской жизни. Ничего, скоро все наладится. Еще не одни туфли стопчем на балах!

Только с имеющейся обувью, конечно, проблема. Так и есть, из одного каблука торчит одинокий и голый гвоздик. А второй украшен жирной царапиной.

Проклиная свою беспечность, хватаю туфли и уже завязываю кроссовки, чтобы пробежаться до мастерской.

— Ника, ты куда? — мама удивленно смотрит на мои суматошные сборы.

— Я сейчас, быстренько. Скоро вернусь.

— Ты хоть бы переоделась.

— Мам, некогда, я побежала. — Хватаю с вешалки мамин плащ, потому что мое нарядное платье с кроссовками выглядит, мягко говоря, своеобразно. Плевать, что на улице жара, зато никто внимания не обратит.

Уже выскакивая в подъезд понимаю, слышу, как мама кричит мне в след:

— Если ты еще вернешься, то хлеба купи…

Кажется, мама просила еще сметану, но я не расслышала — дверь захлопнулась.

Спустя три часа я подъезжаю на такси к причалу и успокаиваю себя словами Таньки о том, что «королевы не опаздывают, королевы задерживаются». Хороша королева — с пакетами, где лежат кроссовки, свернутый плащ и батон хлеба. Спасибо здравому смыслу, хоть сметану не купила. Вернуться домой я не успела, потому что времени было в обрез. Конечно, ближайшая мастерская оказалась закрыта — время-то уже позднее, еще и выходной. Пришлось искать работающего мастера по всему городу. Ничего 40 минут — не опоздание, все только собираются. Пока яхта стоит у берега, и судя по Танькиным звонкам, удерживает у причала ее она лично. Домой бы я точно не успела.

В такси успеваю немного отдышаться, даже привожу себя в порядок — пригладила волосы, поправила макияж. Платье, кажется, в порядке. Так, надо собраться, успокоиться и подняться на борт прекрасной и расслабленной, будто не носилась, как ужаленная, а только что вышла из лимузина. Куда только спрятать эти котомки?

На причале хорошо и свежо, я подставляю лицо прохладному ветру, вдыхаю острый запах водорослей и ракушек, и сразу чувствую себя намного лучше. Как хорошо, что я все-таки выбралась! Уже темнеет, никто и не заметит моих пакетов. Даже, если и заметят — кому какое дело. Поднимусь на борт, оставлю вещи где-нибудь под скамейкой. Буду уходить — заберу. Даже хорошо, что так случилось, за всей этой суетой я совсем забыла об Игоре и своем волнении. Переживать из-за набоек и хлеба оказалось намного проще, чем нервничать по поводу судьбоносной встречи.

Белоснежная двухпалубная красавица меня уже ждет, музыку слышно издалека. С пакетами в руках, уверенно иду, цокая свежими набойками, к яхте. Как там говорила Танька «грудь вперед, подбородок вверх и вперед к новой жизни». И пусть это будет не последняя моя вечеринка на яхте.

Белоснежный мостик будто приглашает меня подняться на борт. Рядом никого, все уже давно веселятся, я самая последняя. Ну и хорошо, легче будет незаметно убрать в уголок свои вещи. Яхта слегка покачивается, слышно, как волны плещутся о причал. Иду аккуратно, стараясь не попадать каблуками между досок. Балансирую на носочках, стараясь удержать равновесие. Ветер играет волосами, я почти не вижу, куда иду — пушистые пряди лезут прямо в глаза. Шажок, еще шажок… И вот, наконец, я на борту. Вокруг темно и ни души, где-то наверху слышны голоса и громкий смех. Осталось только придумать, куда спрятать пакеты.