– Ты все обдумал, да?

– Хватит болтать, поехали.

Мы вышли из дома к навесу, где стояли машины. Я сел на заднее сиденье "фольксвагена", в дальний от водителя угол. Огромная фигура Сержанта и тесный салон автомобиля исключали возможность неожиданных действий с его стороны; ему потребуется пять минут лишь для того, чтобы повернуться. Через пару минут мы тронулись.

Пошел снег - большие ленивые снежинки медленно спускались вниз, прилипали к ветровому стеклу и мгновенно таяли, когда касались шоссе. Дорога была скользкой, но машин ехало мало.

Примерно через .

Полчаса езды по шоссе 10 он свернул на узкий отросток. Еще спустя пятнадцать минут мы съехали на неровный проселок, весь в ухабах. С обеих сторон на нас смотрели заваленные снегом сосны. Через две мили машина въехала на короткую подъездную дорогу, усыпанную мусором.

В слабом свете фар "фольксвагена" я с трудом различил покосившуюся хибару, такую характерную для отдаленных мест, с залатанной крышей и наклонившейся телевизионной антенной. В овражке слева от хибары стоял покрытый снегом "форд". За ней виднелись деревянный туалет и куча старых покрышек.

– Добро пожаловать в восточный филиал "Бэлли", - сказал Сержант и выключил двигатель.

– Если ты попытаешься обмануть меня, я тебя убью.

Тело Сержанта занимало, казалось, три четверти переднего сиденья крошечного автомобиля.

– Да, я знаю, - ответил он.

– Выходи.

Сержант шел к хибаре впереди меня.

– Открой дверь, - сказал я.
– Затем стой, не двигайся.

Он открыл дверь и замер. Я тоже замер позади него. Мы стояли так минуты три, и за это время ничего не произошло. Единственным живым существом оказалась жирная серая белка, выскочившая на середину двора и обругавшая нас на языке грызунов.
– Окей, - произнес я наконец.
– Пошли в дом.

Как ни удивительно, внутри все тоже походило на свалку. Единственная лампочка в шестьдесят ватт без абажура слабо освещала комнату, оставляя по углам тени, похожие на изголодавшихся летучих мышей. Повсюду были разбросаны газеты. На провисшей веревке сохла одежда. В одном углу стоял древний телевизор, в противоположном - покосившаяся раковина и старинная проржавевшая ванна на чугунных лапах. Рядом - охотничье ружье. В комнате пахло потом, испарениями от немытого тела и острой томатной приправой.

– Все-таки лучше, чем жить в лесу, - заметил Сержант.

У меня была иная точка зрения, но спорить с ним я не собирался.

– Где твоя четверть карты?

– В спальне.

– Паяпли за ней.

– Не торопись.
– Он медленно повернулся, его словно отлитое из бетона лицо было угрюмым.
– Ты должен дать слово, что не убьешь меня, когда получишь ее.

– И как ты надеешься заставить меня сдержать это обещание?

– Не знаю, черт побери. Пожалуй, мне остается надеяться на то, что ты завелся так не только из-за денег. Если из-за Барни - если ты хотел отомстить за него, - все в порядке, ты отомстил. Кинан прикончил его, и теперь Кинан мертв. Если тебе нужны деньги, тоже все в порядке. Может быть, трех четвертей будет достаточно. Между прочим, ты был прав - на моей четвертушке стоит большой жирный крест. Но ты не получишь мою часть карты, пока не пообещаешь, что и я получу что-то - взамен ты сохранишь мне жизнь.

– Откуда я знаю, что ты не станешь охотиться за мной?

– Именно этим я и собираюсь заняться, сынок, - мягким голосом ответил Сержант.

Я рассмеялся.

– Ну хорошо. Сообщи мне адрес Джаггера в придачу к своей части карты, и я обещаю не убивать тебя. И сдержу слово.

Сержант печально покачал головой.

– Не связывайся с Джаггером, парень. Он сожрет тебя.

Только что я опустил на колено свой "кольт", а теперь снова пришлось поднять его.

– Ну хорошо. Он в Коулмэне, Массачусетс. На лыжной базе. Этого достаточно?

– Да. Так где твоя четверть карты, Сержант?

Он еще раз пристально посмотрел на меня, затем кивнул. Мы вошли в спальню.

Снова очарование колониального периода. Грязный матрас на полу, заваленный книгами с картинками. Стены оклеены фотографиями женщин, единственным прикрытием которых был, по-видимому, тонкий слой масла "Уэссон".

Сержант не колебался ни секунды. Он взял с ночной тумбочки лампу, открутил основание. Его четверть карты, аккуратно свернутая, лежала внутри. Он вынул ее и молча протянул мне.

– Бросай, - сказал я.

На лице Сержанта появилась презрительная улыбка.

– Боишься, тонкошеий?

– В конечном счете это оправдывает себя. Бросай, Сержант.

Он швырнул мне свернутый рулончик бумаги.

– Дешево досталось - легко потерялось, - пробормотал он.

– Я сдержу свое обещание, - заметил я.
– Считай, что тебе повезло. Иди в другую комнату.

Ледяной свет блеснул в его глазах.

– Что ты сделаешь со мной?

– Приму меры, чтобы ты некоторое время не выходил отсюда. Пошел.