За время работы в редакции Freies Deutschland Герлах пишет 21 репортаж. В каждом из них речь так или иначе идет о сталинградской трагедии или об актуальном положении дел на фронте [225] , Герлах докладывает о заседаниях НКСГ, пытается дать по возможности непредвзятый портрет Советского Союза, развенчать укоренившиеся в Германии стереотипы о большевизме [226] . Правдиво изображая то, что на самом деле происходило в котле, он ничего не скрывает и черпает материал из романа, над которым параллельно ведет работу. Статья от 26 марта 1944, написанная через год с лишним после сталинградских событий, начинается так:

Далее следует беспощадное развенчание Гитлера и немецкой пропаганды, которая из “бессмысленного преступного жертвоприношения нескольких сотен тысяч плела новый героический эпос о верности нибелунгов”. Тон Герлаха резок, статья заканчивается призывом, в который автор вкладывает надежду на то, что и в Германии этот призыв звучит все более предостерегающе: “Гитлер должен пасть во имя жизни Германии!” [228]

В июле 1944 года, когда фронт подошел к границам Германии уже совсем близко, Герлах предвидит грядущие для его родины страшные времена, охваченные пламенем пожаров и шквалом смертей. Вспоминая о последней увольнительной в конце апреля 1942 года, он воскрешает в памяти еще нетронутый войной Элк в Восточной Пруссии, примерно в 150 километрах от родного Кёнигсберга – “малая родина, дорогой сердцу городок”! Перед глазами проплывают знакомые картины: остров, рынок, церковь, водонапорная башня и здание школы им. Эрнста Морица Арндта, где он много лет работал и жил. “Что со всем этим будет?” – спрашивает себя Герлах. Ответ звучит очень трезво, почти зловеще: “Ничего, все уже случилось! Сегодня по приказу Гитлера над Элком звонят в набат колокола! Эвакуация! На главной площади сбор, женщины, дети и старики с ручной кладью, разрешены только ручные тележки”. Герлах рисует разруху. Тотальный разгром. “Гитлер расчищает зоны для сплошного поражения. Огонь по Германии! Бросай в дома зажигательные шашки! Чтоб камня на камне не осталось!” Герлах видит, к чему ведет борьба до последнего: “Груда камней, горы обломков и курящиеся струйки дыма. Запах гари на многие километры. Это был Элк” [229] . Представив возможные картины разрушения, Герлах записывает: “Невозможно додумать все в деталях, но примерно так и будет, если мы позволим Гитлеру продолжать войну. Ибо там, куда он является с оружием, для него больше нет ни женщин, ни детей, ни человеческого жилья, ни школ. Есть только «поле боя», которое после отступления войск напоминает пустыню”. Чтобы предотвратить самое страшное, Герлах заклинает своих земляков не полагаться на судьбу и восстать против диктатора:

Апокалиптические видения Генриха Герлаха сбудутся: его семья вынужденно покинет Элк, но не из-за наступающей Красной армии, а в наказание за совершенное отцом и мужем: так же как и родственников других членов СНО, его жену в июле 1944 года привлекут к суду. Через шесть месяцев после публикации статьи Герлаха в январе 1945 года Элк будет осажден Красной армией, но войска Гитлера сдадут город не сразу. Пять тысяч немецких солдат пожертвуют своими жизнями во время отчаянной и бессмысленной обороны. 60 % города будет разрушено, в историческом центре уцелеет только шесть домов. Подводя итоги, можно с уверенностью сказать, что в своих статьях Герлах выступает как прозорливый аналитик и решительный противник Гитлера.

В Союзе немецких офицеров и в редакции Герлах трудится не покладая рук, тем не менее панорама пережитой в Сталинграде драмы по-прежнему стоит у него перед глазами. Единственный шанс освободиться от страшных образов – это все записать, – думает он и начинает вести дневник, но дело едва движется: чем дальше, тем события плотнее, тем чудовищнее картины и тем явственнее необходимость переработать пережитый опыт [231] . В конце 1943 года Герлах решает перейти от дневниковой формы к эпической. Ему нужны герои, нужен сюжет, набор событий и их развитие во времени. И все это есть, ведь тема Сталинграда и история гибели 6-й армии заданы изначально, а значит, есть все, что нужно для создания художественного произведения. Формула Уве Йонсона о том, что “повествование начинается там, где заканчивается история”, полностью приложима к случаю Герлаха. Он долго бьется над началом, особенно над первым предложением, которое в конце концов должно задать тон всему тексту. Герлах по образованию германист и как знаток литературы хорошо понимает, какое значение имеет зачин. Сходного взгляда придерживался и высоко им ценимый Теодор Фонтане. “Первая глава – вот что самое главное, а в первой главе – первая страница, наверное, даже первая строчка, – писал он около 1880 года Густаву Карпелесу. – При правильном построении на первой странице можно вместить соль всего текста. Отсюда столько тревоги, столько корпения. Последующее не идет ни в какое сравнение с этими начальными трудностями” [232] . Герлах называет первую главу “Домой в рейх?”, поставив знак вопроса сознательно – начало положено. Окопавшиеся на подступах к Сталинграду немецкие солдаты еще верят, что подтянутся свежие силы и их под Рождество отпустят домой на побывку. После долгих поисков и переписываний Герлах оставляет такое начало:

Строчки, рисующие на первый взгляд почти идиллическую зимнюю картину, служат зачином истории. Уже в следующей фразе обозначается место действия событий: “Ехал он [автомобиль – К. Г.] с юга, со стороны обширной низины, где окопались штабы и обозы брошенных на Сталинград немецких частей, и направлялся к станции Котлубань” [234] . Только потом на сцене появляется один из героев – шофер, “укутанный по-зимнему, как капуста, и кажущий наружу лишь раскрасневшийся нос-картошку да хитрющие глазки” [235] . Во втором варианте, реконструированном через пятнадцать лет, а отчасти написанном заново, Герлах отказывается от лирического вступления и предпочитает более будничную завязку. Роман начинается с фразы, брошенной посреди действия: “Черт подери, ну и холод!”, и уже во втором предложении благодаря всеведущему рассказчику читатель знакомится с обер-лейтенантом Бройером, альтер эго автора. Такого рода деталями Герлах еще не интересуется, когда летом 1943 года в Лунёве приступает к работе над романом. В тот момент его занимают другие проблемы. Ему нужна бумага, которая в лагере наперечет, и главное – пишущая машинка. Альфред Курелла и Фриц Эрпенбек, эмигрировавший в СССР актер и писатель, чей роман “Эмигранты” (1939) курсирует в Лунёве из рук в руки, снабжают Герлаха не только бумагой – более опытные, они дают начинающему автору практические советы. В конце концов Герлаху удается достать старенькую машинку Remington. Почти каждый вечер он садится в комнату для совещаний и работает до глубокой ночи. В то же самое время другой лунёвский обитатель также занят сбором материала для романа под рабочим названием “Солдат Гитлера”. Это писатель-эмигрант Теодор Пливье, получивший известность за пределами Германии после выхода книги “Батраки кайзера” (1930). Большинство “лунёвцев” ее читали. Пливье эмигрировал в 1933 году и через Прагу, Цюрих, Париж и Осло добрался до Москвы. После нападения гитлеровской Германии на Советский Союз в 1941 году и угрозы взятия Москвы его вместе с другими писателями, в числе которых Иоганнес Р. Бехер, Густав фон Вангенхайм, Адам Шаррер и Антон Габор, эвакуируют в Ташкент. В начале 1942 года Пливье возвращается в Москву и работает в Национальном комитете “Свободная Германия”. Во время визитов в Лунёво он пользуется возможностью выведать подробности происходившей в Сталинграде битвы. В вермахте он не служил и не мог по собственному опыту знать, какая складывалась в котле обстановка, а потому приглашал к себе по вечерам офицеров и слушал их рассказы. Сигары, которые он при этом щедро раздаривал, служили для гостей дополнительным стимулом – так Пливье “набирался” военного опыта. Он записывал услышанное и спустя несколько дней возвращался с первыми набросками. Только на этот раз роли менялись: теперь Пливье читал офицерам свой текст и спрашивал, все ли корректно. Герлах избегает участия в этих вечерах, опасаясь, что признанный автор – неровен час – посеет в нем неуверенность. Куда более раскрепощенно он чувствует себя в редакции, где отдает на суд сотоварищей написанные части романа. Среди них эпизод, рисующий отчаянное положение зажатых в котле немецких войск в районе хутора Цыбенко. Он получил хвалебный отзыв от Альфреда Куреллы и одобрительные отклики в редакции, где произошло бурное его обсуждение. 16 января 1944 года в газете Freies Deutschland печатается отрывок из романа под заголовком “Ради чего?” [236] . На тот момент – а прошло всего полгода – Герлах работает уже над второй частью, написано 300 страниц романа [237] . Очевидно, книга создавалась на одном дыхании. В отрывке речь идет о том, как главный герой обер-лейтенант Бройер вместе с капитаном Гедигом, вернувшимся в котел по собственному желанию, становятся свидетелями гибели двухсот солдат, которых по приказу командования бросили на заведомо бесперспективную оборону высоты. Оба постепенно понимают, что им еще предстоит пережить. Отрывок заканчивается так:

По совету Куреллы, Герлах, впрочем, кое-что из рассказа вычеркнул. В первоначальном варианте говорилось, что даже генерал теряет самообладание, получив безумный приказ оборонять позиции. Не обращая внимания на протесты офицеров, сначала он горячо настаивает на его исполнении и в то же время, обливаясь слезами, умоляет подчиненных офицеров его простить. Для Куреллы это уже перегиб. Плачущий генерал вермахта – это из разряда клише, читатель в такое никогда не поверит. Создавая роман, Герлах остается верен эмоциональной ноте. В окончательном варианте мы читаем: “Он (генерал – К. Г.) подходит к потерявшему дар речи капитану, берет его ладони в свои. В глазах генерала опять стоят слезы. «Это ужасно, знаю… – шепчет он. – Но не могу помочь абсолютно ничем…»” Этот эпизод необычайно важен для Герлаха и дальнейшего развития сюжета, ведь именно он открывает людям глаза, с него в рядах офицеров наступает прозрение, и постепенно они начинают понимать, насколько безнадежно положение 6-й армии: