– Тогда… видимо, такси вызову… если сумку найду…

Закончив читать документ, мужчина поставил размашистую подпись и принялся с интересом наблюдать за тем, как я, словно хомячок, роющийся в опилках, мечусь по кабинету в поисках сумки.

– Мне, несомненно, доставляет удовольствие наблюдать за вами, Мисс Уэйнрайт…

Он держал мою сумочку, а карие глаза искрились плотоядным огнем. Вот она… такая редкая улыбка, которую крайне сложно заполучить. В такие минуты лицо мистера Эллингтона становится ослепительно прекрасным, добрым и открытым, на него невозможно наглядеться, как невозможно надышаться свежим горным воздухом.

– Спасибо, – скромно потупив взгляд, я взяла сумочку и вышла из кабинета в галантно открытую передо мной дверь. Он не собирался слушать мои оправдания. И не спрашивал разрешения. Он просто брал и делал. Всегда так.

В лифте я проклинала все на свете за то, что родилась женщиной. И так каждый раз. Сердце бешено стучалось в грудную клетку, желая вырваться из тесного тела. Мне казалось, что он слышит, чувствует это. Еще двадцать один этаж… двадцать… наши пальцы едва соприкоснулись. Молния не способна поразить острее, чем его мимолетное касание. Воздух, мне нужен был воздух. Стало дурно от остроты вожделения, такого порочного и запретного и я вот-вот могла потерять сознание, уже не разбирая, где реальность, где фантазия, где мои руки, а где он… пятнадцать… скорей, пожалуйста. Бросило в жар, а по спине, напротив, прокатилась волна холодка.

– Ты в порядке? Посмотри на меня, – зачем он взял мое крошечное лицо в свои прекрасные большие ладони. Я как маленький воробушек в заботливых руках большого человека. Все кружится, плывет. – Амелия, посмотри на меня.

Я так и не смогла этого сделать. Помню лишь упругую горячую грудь под моей щекой, в которую колотилось его сердце, мягкость шелковой рубашки, сильные руки, тонкий аромат парфюма и бесконечно нежные объятия…

Тысячи иголок впились в мою кожу одновременно, и я резко полной грудью вдохнула ледяной воздух. От неожиданности закашлялась.

– Амелия, ты меня слышишь? Посмотри на меня, я здесь, – спокойный уверенный голос вел за собой, возвращая из мира забытья в реальность. Ночная прохлада, мелкий холодный дождь, ударяющий игольчатыми капельками по лицу и рукам, и уверенные карие глаза, не позволяющие мне снова потерять сознание. – Когда ты в последний раз ела?

– Что? Я… я не… – голова кружилась, и я не могла понять, где нахожусь, и что происходит. Осознать смысл вопроса не удавалось тем более. Чтобы я не свалилась с лавки, мистер Эллингтон прижал меня к своей груди и медленно гладил по каштановым кучерявым волосам. Наконец, постепенно приходя в себя, осознала, что не ела уже очень давно. – Не помню.

Я обретала покой под размеренный и сильный стук его сердца. Звук, который я не смогу забыть ни за что на свете. Не удержавшись, положила ладонь ему на грудь. Невиданная дерзость в моем положении, но… Его сердце замерло на мгновение и после нескольких растерянных ударов, вернуло привычный ритм. До чего же приятно осознавать, что я стала виновницей подобных сбоев.

– Тебе нужно хорошо питаться, – его слов я никогда не смела ослушаться. – Я совсем тебя загонял. Возьми завтра выходной, эффективность подождет до среды, сделка с американцами только на следующей неделе.

– Вы любите, чтобы все было готово раньше срока, – я прижалась к нему всем телом, спрятав руки на его спине под пиджаком, словно он не мой начальник, а самый близкий, самый нужный, самый важный на земле человек. Словно в этот вечер социальный статус и субординация не имеют никакого значения.

– Есть вещи важнее сроков, – задумчиво протянул он, позволяя растерянно теребить свою рубашку. – На улице холодно, тебе нельзя мерзнуть, идем.

Придерживая за талию, мистер Эллингтон довел меня до своей машины: черного BMW 7 серии и усадил на сиденье. И только оказавшись в тишине и тепле автомобиля, в маленьком замкнутом пространстве рядом с ним, я поняла, насколько устала. Последний год был для нас очень плодотворным, но отнял безумное количество времени, сил, как физических, так и душевных, а деньги, полученные от вложений не способны восполнить принесенные ради них жертвы. Нет… так больше не может продолжаться.

– Я думаю уйти из фирмы, – наблюдая, как в тусклом свете фонаря проносятся маленькие метеориты ледяного дождя, устало протянула я.

Тишина. Он не заводит мотор.

А ведь это первый раз за все время, когда я оказалась в его машине. Никогда прежде он не подвозил меня до дома, хотя я уходила из офиса и позднее. Однажды даже уснула на его диване, где и была замечена, отругана и отправлена домой с отгулом. Но что-то изменилось сейчас, какие-то границы были стерты. Вчера он будто невзначай спросил, как расстаться с женщиной, чтобы не обидеть ее, а сегодня я сижу здесь. Все догадываются, что бесконечно одинокое и холодное сердце мистера Эллингтона согревают разные женщины. Но ни с кем его не видели дважды. Хочу ли я стать этой однодневкой?

– Да, думаю, так будет лучше, – щелчок и машина мягко завибрировала, мурлыкая работающим мотором. Приятный звук дополнили нежные ноты фортепиано, приглушенно разлившиеся по салону автомобиля. Rob Costlow, из подборки, которую я составляла для официальной части вечеринки в честь его дня рождения. Приятно.

Но это не тот ответ, который я ожидала услышать. Да, я, конечно, не была незаменимым работником, учитывая, что мой статус – практикантка и, мне приходилось совмещать работу с учебой, часто приходить только после лекций и засиживаться допоздна. Я заканчивала пятый курс экономического факультета и через неделю, сразу после сдачи последних экзаменов, мне предстояло получить диплом специалиста. Думала, он предложит остаться, оценит мои заслуги или хотя бы ободрит…