9

Утром Алиса сварила кашу из грубо смолотой овсяной крупы, и стрелок съел ее, не проронив ни слова. Он уплетал овсянку, не думая о женщине и едва ли замечая ее. Он знал, что должен идти. С каждой проведенной им за столом минутой человек в черном оказывался все дальше - вероятно, сейчас он был уже в пустыне. Его стезя неуклонно вела на юг.

– У тебя есть карта?
– вдруг спросил стрелок, поднимая на Алису глаза.

– Чего, поселка?
– рассмеялась она.
– Маловаты мы для карты.

– Нет. Того, что за поселком, на юге.

Улыбка Алисы поблекла.

– Там пустыня. Просто пустыня. Я думала, ты немного побудешь в Талле.

– А на юге пустыни что?

– Почем я знаю? Через нее никто не ходит. С тех пор, как я здесь, никто даже и не пытался.
– Она вытерла руки о передник, взяла прихватки и опрокинула лохань, в которой грела воду, в раковину. Вода заплескалась, от нее пошел пар.

Стрелок встал.

– Ты куда?
– В своем голосе Алиса расслышала визгливую ноту страха и возненавидела себя за это.

– На конюшню. Если кто и знает, так это конюх.
– Он положил руки ей на плечи. Ладони были теплыми.
– Заодно договорюсь насчет мула. Раз я собираюсь задержаться здесь, нужно, чтоб за ним был уход. До моего отбытия.

Еще не сейчас. Алиса поглядела на него снизу вверх.

– Поосторожней с Кеннерли. Даже если он ничего не знает, так тут же сочинит.

Когда стрелок ушел, она повернулась к раковине, чувствуя, как медленно текут горячие, страстные слезы благодарности.

10

Кеннерли был беззуб, неприятен и страдал от засилья дочерей. Пара девчонок-подростков поглядывала на стрелка из пыльного сумрака сарая. В грязи радостно пускал слюни младенец женского пола. Взрослая дочь светловолосая, чувственная замарашка - с задумчивым любопытством наблюдала за ними, набирая воду из стонущей колонки подле строения.

Конюх встретил стрелка на полпути от улицы ко входу в свое заведение. В его манере держаться ощущались колебания между враждебностью и неким малодушным раболепием, какое встречается у дворняг, живущих при конюшне и слишком часто получающих пинки.

– Заботимся, заботимся о нем, - сообщил он и, не успел стрелок ответить, как Кеннерли накинулся на дочь: - Пошла, Суби! А ну давай прямым ходом в сараюшку, леший тебя возьми!

Суби хмуро поволокла ведро к пристроенной сбоку сарая убогой хибарке.

– Ты говорил о моем муле, - сказал стрелок.

– Да, сэр. Давненько я не видал мулов. Было времечко, их не хватало, и дикими же они росли... но мир сдвинулся с места. Ничего я не видамши, окромя нескольких коровенок, да лошадей, что возят дилижансы, да... Суби, Бог свидетель, выпорю!

– Я не кусаюсь, - любезно сообщил стрелок.

Кеннерли едва заметно раболепно съежился.

– Не в вас дело. Нет, сэр, не в вас.
– Он широко ухмыльнулся. Просто она с придурью, такая уж уродилась. Бес в ней сидит. Никакого сладу с девкой.
– Глаза старика потемнели.
– Конец света подходит, мистер. Знаете, как в Писании: "Чада не станут повиноваться родителям своим, и на толпы найдет чума".

Стрелок кивнул и показал на юг:

– Что там?

Кеннерли ухмыльнулся, показав десны и редкие, расположенные попарно зубы.

– Поселенцы. Трава. Пустыня. Что ж еще?
– Он мерзко хихикнул и смерил стрелка холодным взглядом.

– Пустыня большая?

– Большая.
– Кеннерли старался выглядеть серьезным.
– Может, три сотни миль. Может, тысяча. Это я вам, мистер, не скажу. Ничего там нету, кроме бес-травы да еще, может, демонов. Туда ушел тот другой мужик. Который поставил Норти на ноги, когда он занемог.

– Занемог? Я слыхал, он умер.

Ухмылка не сходила с губ Кеннерли.

– Ну, ну. Может, и так. Но мы же взрослые люди, верно?

– Однако в демонов ты веришь.

Кеннерли казался оскорбленным.

– Это ж совсем другое дело.

Стрелок снял шляпу и утер лоб. Воздух пронизывали жаркие лучи солнца, подобного мерно бьющемуся раскаленному сердцу. Кеннерли этого словно бы не замечал. Малышка в жидкой тени конюшни с серьезным видом размазывала грязь по лицу.

– А что за пустыней, не знаешь?

Кеннерли пожал плечами.

– Кто-нибудь, может, и знает. Пятьдесят лет назад, говаривал мой старик, там ходили дилижансы. Его послушать, там горы. Другие толкуют, океан... зеленый океан со всякими чудищами. А кой-кто болтает, что край света. Будто ничего там нету, окромя огней да еще лика Божьего, и рот у него открыт, чтобы поглотить их.