Шрифт:
Потом была поездка к матери перед моим тринадцатилетием… День, который я никогда не забуду.
Потому что Лули отравили.
Она имела привычку проверять мою еду перед тем, как я ее попробую. И умерла за завтраком, залив пеной изо рта пол вокруг.
– Я помню, как ты хотела сделать меня красавицей для поездки во дворец матери. – Мягко улыбаясь, кладу ладонь на землю, под которой покоится тело моей няни. – Помню, как чесала мои волосы, отмывая их от грязи… Помню, как принесла белила, чтобы сделать светлой мою кожу… Кому ты помешала, любимая?
Прикрыв глаза, я тихо плачу. Затем достаю из короба еду и раскладываю ее на небольшом столике рядом. Обе мои нянечки живут глубоко в моем сердце. Никогда не пожалею, что попросила похоронить обеих на территории своего крыла – чтобы я всегда могла посещать их, когда мне становится грустно. Сестры не противились, хотя и были обескуражены желанием иметь двух покойниц под боком.
Завязываю верхнюю юбку над шароварами в узел, чтобы не волочилась по земле, и начинаю полоть сорняки. Этим летом обязательно посажу здесь много цветов! Я даже присмотрела пару вариантов в личном саду старшей сестры Суа. Выкрасть бы пару побегов, пока та спит…
Неожиданно замечаю, что верхний слой земли явно был раскопан и снова засыпан. Нахмурившись, поднимаю этот пласт с травой и корнями и с удивлением нахожу небольшую деревянную табличку. Плоскую и с какими-то нечитаемыми письменами. Рассматриваю внимательно, но так и не нахожу ответа на вопрос, что это.
В итоге, осмотревшись по сторонам, перекидываю ее через забор – прямо в угол владений старшей сестрицы Ули. Она больше всех демонстрирует неприязнь ко мне и старается вообще не заговаривать, если есть такая возможность. Вот пусть и разбирается с этой дощечкой! Хотя, думаю, сестрица ни разу не ходила так далеко от своего крыла по саду и вряд ли вообще обнаружит находку…
Озираясь вновь, ловлю на себе взгляд Чэна и показываю ему язык. А затем возвращаю все свое внимание к могилами.
Он не выдаст меня, я это знаю. Как бы он меня ни ненавидел, себе не изменит, а главное качество моего стража – молчаливость.
По-моему, никто и никогда не слышал его голоса.
И не видел его лица.
Он ходит с низко опущенным капюшоном столько, сколько я себя помню. Его выдают только черный плащ и рукоять диковинного меча, который отправляется в ножны разве что поздней ночью, когда воин спит. По этой рукояти Чэна и можно узнать среди сотни мужчин в подобных плащах: оружие у него особенное. Меч даже на вид тяжелый. Кажется, двуручный. Больше я ни у кого такого не замечала, хотя несколько раз бывала во дворце матери и видела других военных…
Но что я все о нем думаю? Ведь я пришла навестить своих нянечек. Закончив с землей, быстро перекусываю в память о них и, усталая, ложусь как есть на траву рядом. До ужина еще пара часов – у меня есть время просто полежать вдали от суеты и необходимости все время притворяться…
Когда просыпаюсь, начинает смеркаться. Вокруг вовсю стрекочут цикады; горят огни летнего дворца. Но просыпаюсь я не от этих звуков и не от этого света.
Меня будит крик. Где-то совсем близко. И шипение. Странное какое-то, хриплое. Приподнимаюсь на локтях, смотрю по сторонам: в моем крыле все спокойно. Выходит, кричат в соседнем. Поднимаюсь, и, не найдя Чэна взглядом, решаю выяснить сама, что там происходит.
Не удивлена, что его нет рядом, когда действительно нужен.
Крик переходит в отрывистый плач. Слышны и другие голоса. Иду к забору, отделяющему мое крыло от крыла сестры Ули. Подтягиваюсь на руках, заглядываю на ту сторону… и застываю.
Служанка, до этого кричавшая, а теперь ревущая навзрыд, стоит, прижавшись к тонкому деревцу, и со страхом смотрит на что-то внизу, под забором. Опускаю голову и едва успеваю прикрыть нос ладонью, защищаясь от жуткого смрада.
Полуразвалившийся труп кошки – бывшей питомицы Ули, умершей несколько месяцев назад, – стоит на четырех лапах на свежевзрытой земле и шипит, глядя на служанку пустыми провалами глаз.
– Умертвие?.. – удивленно спрашиваю непонятно у кого, а затем замечаю других служанок, толпящихся у стены строения и не решающихся подойти ближе.
Среди них и Ули, смотрящая на свою мертвую кошку огромными от ужаса глазами.
Тем временем труп выгибает спину, явно показывая, что собирается нападать, и вновь шипит.
– Сделайте что-нибудь! – умоляет Ули, растерянно глядя на своих слуг, но те боятся подойти к мертвому тельцу, неожиданно получившему возможность вернуться в этот мир.
Кошка вдруг резко припадает на лапы, делает рывок и… валится на землю с перерубленной шеей. На этот раз шума еще больше – и теперь визжат все, даже те служанки, что толком ничего и не видели. А я сижу на заборе и во все глаза смотрю на Чэна, успевшего перемахнуть через ограду и отрубить умертвию голову.
Не спеша, страж осмотрел труп кошки, затем перешел к свежевырытой земле, откуда та, очевидно, появилась…
Я и не знала, что Ули захоронила свою любимицу здесь, так близко к человеческим могилам.