– Не будьте чрезмерно суровы к бедному Феликсу, – сказала леди Карбери.

Роджер, откланиваясь, думал, что никакая суровость к сэру Феликсу Карбери не будет чрезмерной.

На следующее утро леди Карбери зашла к сыну до того, как он встал, и слабым голосом сообщила, что кузен Роджер придет его вразумлять.

– За каким дьяволом? – спросил Феликс из-под одеяла.

– Феликс, если ты будешь так со мной говорить, я уйду.

– Но что пользы, если он придет? Я без того знаю все, что он мне скажет. Милое дело – читать проповеди хорошим людям, но без толку читать их дурным.

– Отчего тебе не быть хорошим?

– Я буду каким надо, маменька, если он от меня отстанет. Я лучше сумею разыграть свои карты, чем он за меня. А теперь, если ты уйдешь, я встану.

Мать собиралась попросить у него денег из тех, что еще оставались, но храбрость ей изменила. Взять деньги значило бы до какой-то степени признать и молчаливо одобрить его карточную игру. Еще не было одиннадцати, и обычно Феликс вставал позже, но сегодня решил уйти из дому пораньше, чтобы несносный кузен не донимал его своими скучными проповедями. Для этого нужно было действовать энергично. В половине двенадцатого он уже завтракал, продумывая, что на улице сразу свернет в другую сторону – к Мэрилебон-роуд, по которой Роджер точно не пойдет. Он вышел без десяти двенадцать, свернул в нужную сторону, обогнул угол – и наткнулся на кузена. Роджер, обеспокоенный предстоящей задачей, явился раньше времени и теперь расхаживал по улице, думая не о Феликсе, а о его сестре. У баронета было чувство, что его поймали в ловушку, причем нечестно, но он еще надеялся сбежать.

– Я шел к вашей матушке, чтобы с вами поговорить, – сказал Роджер.

– Вот как? Очень сожалею. У меня назначена встреча. С вами я могу увидеться когда угодно.

– Вы можете вернуться на десять минут, – сказал Роджер, беря его под руку.

– Сейчас мне это неудобно.

– И все же будьте добры. Я приехал по просьбе вашей матушки и не могу оставаться в городе день за днем, чтобы вас поймать. Я уезжаю в Карбери после обеда. Ваш друг может подождать. Идемте.

Феликсу не хватило духу вырваться силой, и он вернулся в дом. По пути он укрепил себя мыслью о деньгах в кармане, поскольку еще не спустил свой выигрыш, и о некоторых нежных словах, прозвучавших между ним и Мари Мельмотт со времени бала. Вспоминая это все, он решил, что не позволит Роджеру Карбери себя запугать. Близится время – можно сказать, оно уже почти пришло, – когда Роджер Карбери будет ему не указ. Впрочем, сейчас он малодушно страшился предстоящих слов.

– Ваша матушка сказала мне, что вы по-прежнему держите охотничьих лошадей, – начал Роджер.

– Не знаю, что она имеет в виду. Я отказался от всех, кроме одной.

– У вас только одна лошадь?

– Ну если вам нужна точность, у меня есть клячонка помимо той лошади, на которой я езжу.

– Кто за них платит?

– Во всяком случае, я не попрошу вас за них заплатить.

– Разумеется, потому что побоитесь. Но вы без зазрения совести просите денег у матери, хотя этим вынуждаете ее обращаться за помощью ко мне и к другим. Вы промотали все, что было у вас, а теперь разоряете ее.

– Неправда. У меня есть свои деньги.

– Откуда они у вас?

– Все это очень хорошо, Роджер, но у вас нет права задавать мне такие вопросы. У меня есть деньги. Если я покупаю лошадь, я могу за нее рассчитаться. Если я держу одну или две, мне есть чем за них платить. Разумеется, у меня большие долги, но и мне много должны. У меня все благополучно, и вам незачем сочинять всякие страхи.

– Тогда почему вы тянете из матери последний шиллинг и когда у вас будут деньги с ней расплатиться?

– Она может получить свои двадцать фунтов, если вы о них.

– Я о них, и не только. Полагаю, вы играли.

– Я не считаю, что должен отвечать на ваши вопросы. Если вам больше нечего сказать, я пойду по своим делам.

– Мне есть еще что сказать, и я это скажу.

Феликс двинулся было к выходу, но Роджер его опередил и прислонился спиной к двери.

– Я не позволю удерживать меня против моей воли, – сказал Феликс.

– Вам придется меня выслушать, так что с тем же успехом можете сесть. Хотите ли вы, чтобы весь свет считал вас негодяем?

– Хм. Продолжайте.

– А именно так и будет. Вы растратили все, что у вас было, а теперь, пользуясь любовью и слабостью своей матери, проживаете все, что у нее есть, обрекая на нищету и ее, и вашу сестру.

– Я не прошу их что-нибудь за меня платить.

– Даже когда берете у нее в долг?

– Вот двадцать фунтов. Возьмите и отдайте ей, – сказал Феликс, вытаскивая из портмоне банкноты. – Когда я их у нее просил, я не думал, что она поднимет столько шума из-за такого пустяка.

Роджер взял банкноты и убрал в карман.

– Теперь вы закончили? – спросил Феликс.

– Не совсем. Считаете ли вы, что матушка должна кормить вас и одевать до конца вашей жизни?

– Надеюсь, что очень скоро смогу ее содержать куда лучше, чем она жила раньше. По правде сказать, Роджер, вы ничего об этом не знаете. Если вы оставите меня в покое, то увидите, что я устрою свои дела как нельзя лучше.

– Я не знаю никого, кто устроил бы свои дела хуже или имел более безнравственные понятия о добре и зле.