– Ой, бабуль, ну ладно деда, но тебя-то куда понесло. Да, наверняка, девушка просто полукровка. Возможно, не знали о ней, – взмолилась внучка, призывая предков к порядку.

– Честно вас не понимаю, но все же, о чём вы толкуете? – я решила всё разузнать до конца.

– Ты как здесь оказалась, девочка? – голос дедушки стал мягче и добрее. – Расскажи-ка, кто сюда подослал.

Недоуменно замявшись, я решила выложить все как есть.

– Две недели назад через портал ко мне в гости зашёл, пусть будет, курьер, – я не стала уточнять конкретно, при каких обстоятельствах он явился. – Этот визитёр передал письмо. Там были бумаги о зачислении. Сомневаться в их подлинности я не стала, у меня с детства странные способности. А также в документах я нашла этот адрес, только немного не поняла, куда именно мне нужно идти. Здание, указанное на листе, не существует уже примерно лет сто.

Мне никто не ответил.

Пожилые супруги стояли столбами и молчали. Оценив ситуацию, первой отмерла та самая Агата, что водит за нос сразу троих. Подойдя ближе, она схватила меня за руку и потащила на пустырь, проявляя прыть не хуже своей бабули.

– Ты на них внимания не обращай, – она важно кивнула, только вот в светлых голубых глазах плясали смешинки. – Они люди старой закалки. До седых волос дожили, ещё царей в здравии видали, вот и держатся за те устои. Им всё невдомёк, что сейчас полукровка – каждый сотый житель Шаливара. Мне порой кажется, что они до сих пор в костры инквизиции верят.

Я хмыкнула, ничего не понимая, но, крепко держа свой чемодан, тащила его за собой вперёд.

– Агата, а, ну, стоять, – наконец, пришёл в себя дедок.

Девушка подчинилась, но руку мою не выпустила.

Пожилые люди нас быстро нагнали и уже совсем иначе глянули на меня, с некой тщательно скрытой жалостью и злостью. Я отчётливо улавливала эти два чувства, но негатив был явно не в мою сторону.

– А звать-то тебя, девочка, как? – с долей тепла поинтересовалась женщина.

Обдумывая отвечать или нет, я разглядела её внимательно: седые волосы, собранные в пучок, лицо с глубокими морщинками, красная кофта, купленная, наверное, ещё пару десятков лет назад. Последняя пуговица отличалась и явно была пришита недавно. Юбка в широкую клетку скрывала ноги старушки. Вот так на улице увидела, никогда бы не подумала, что непростая она.

– А рода ты какого? – задал очередной вопрос её супруг.

– Миленина, – нехотя отозвалась я. – Злата Миленина.

Седовласый рослый мужчина призадумался. Взгляд его голубых глаз, таких же, как у его внучки, метался от моих рыжих волос до ладоней. Он явно что-то там силился увидеть. А потом, совсем уж махнув рукой на приличия, схватил мою конечность и притянул её к своему лицу.

– Кольцо-то – родовой портал, – задумчиво пробормотал он, – только рун никаких. Ну, прямо тайна. Чья же ты дочка-то?

– Мамкина, – выпалила я.

Каждому здесь уже понятно, что с моим происхождением не всё ясно. Их внимание к моим неведомым предкам начинало раздражать. Неприятно было, что эти люди роются в моём прошлом. Какая, по сути, разница им, какого я рода.

– Деда, а поделикатнее, – пожурила предка Агата. – Ну, гульнул кто-то с женщиной простой, бывает. Что вы тут с бабулей устраиваете?! Девушке неприятно всё это слышать.

Кажется, её слова дошли до адресатов.

– Прости, милая, – первой извинилась женщина, – мы, старики, бывает, забываемся. Да и любопытно нам, чего так поздно учиться едешь. Обычно в семнадцать годков поступают. Вот такие гулёны, как Агата, на годик позже, а о тебе уж больно поздно вспомнили. Ну, это ничего. Права внучка моя, дети за родителей не в ответе.

Извинения я приняла.

Хотя немного дико было. Эти люди совершенно не соблюдали чужое личное пространство. Их эмоции просто оглушали. Они даже не пытались их хоть как-то контролировать.

Я ещё раз окинула пристальным взглядом пожилую чету. Стоят, улыбаются. Такие открытые, добрые.

Я тяжело вздохнула и, мысленно махнув рукой на их странности, заулыбалась в ответ.

Да и действительно чего я. Всем известно, что в старости любопытство обостряется. Моя бабулька, пока жива была, всё нос свой норовила засунуть в дела чужие. Ох, её порой прямо разбирало, так хотелось знать, что там у соседей нового куплено, чего у других на даче посажено, а чаво это сын подруги новую машину купил. А откель такие деньги у простого парня.

Она днями на лавочке сидела с подружками. Там такая агентура была, весь район держали. Ничего от них невозможно было утаить.

Бабушка доброй была. Весёлой. До последнего дня на ногах. Вся в заботах. Меня в школу проводить, встретить, накормить, за мамой она также следила. Мы, живя с ней, бед не знали. Да только сердечко не выдержало. Тихо она ушла, быстро и легко. Всем районом хоронили. Все её подружки собрались. Хорошо они тогда помогли матери. И не только деньгами.

Плохо мы её смерть пережили, пусто как-то в доме стало. Никто у меня после школы новости не выспрашивал, никто вечерами пирожки не пёк.

Вот и сейчас я просто не могла злиться на этих людей. Что поделаешь раз возраст такой.

А новые знакомые всё продолжали на меня смотреть: ждали чего-то.

– Я отца не знаю, мама моя простой человек, – выдохнув, поделилась информацией о себе. – С детства я странная такая. Маме просто не у кого спросить было, что со мной не так. Отец ей вот это колечко подарил, – я снова продемонстрировала перстень. – Он исчез буквально в день моего рождения и больше не появлялся. Меня не видел. Мама думала, что сгинул он. А по мне так трус очередной.