Вот тут, пожалуй, и вспомнишь, из-за чего в свое время расстался со службой. Аксиома «Я начальник, ты дурак!», случается, актуальна и на гражданке, но только в армии она расцветает всеми красками и оттенками.

— Так точно! — злобно отдал честь, невзирая на цивильный костюм. Моя должность не требовала постоянного ношения формы, чем я без зазрения совести пользовался, не очень-то желая расставаться с иллюзией свободы. Но сейчас меня показательно ткнули носом в забытые «прелести» субординации, — Разрешите идти?

— Напрасно вы так, Михаил… — покачала головой куратор.

— Так я могу идти? — продолжая тянуться, повторно переспросил.

— Свободны.

Сказать, что я закусил удила — ничего не сказать! С Матильдой Моисеевной мы раньше нормально сотрудничали, даже лучше, чем с ее предшественницей — Людмилой Васильевной, поскольку наши отношения не имели личностного окраса. И только что состоявшегося перехода к служебной иерархии я от нее не ожидал. Вместо спокойного объяснения — пшел вон! До конца дня зарылся в бумаги, составляя требуемый отчет, но про себя продолжал прикидывать расклады.

Вариант номер один: следствие действительно разберется. Ага, щазз! Это русские придумали выражение «был бы человек, а статья найдется!» Пусть не в этом мире, а в том, но люди, по-моему, везде одинаковы.

Вариант номер два: шеф разберется. Вот здесь у меня есть надежды. Макс — любимец Ван-Димыча, восходящая звезда КБ, его арест начальник так просто не оставит.

Вариант номер три: скооперироваться с Мишкой и еще несколькими ребятами и самим рыть во все стороны в надежде, что как-нибудь докопаемся до правды.

Лучше бы два последних варианта объединить, больше толку выйдет. А приказы Потеевской?.. клал я на них с высокой горки. Разжалуют? Да плевать! Не очень-то хотелось! Забелина — хитрозадая тетка, но мне показалась справедливой, если обвинения с Макса снимут, вряд ли станет прессовать, максимум — выговор. Не первый и не последний в моей жизни, что он по сравнению с висящей над Максом расстрельной статьей?

На фоне царящего в КБ разброда и шатания моя итальянская забастовка не возымела эффекта, тем не менее до пяти-тридцати я строго держался собственного рабочего места, не давая уличить себя ни в чем. Если меня сейчас отстранят от работы и посадят под домашний арест, легче Максиму не станет. Зато ровно с гудком, отмечавшим конец рабочего дня, я встал и направился по знакомым, которые по давно сложившемуся обычаю не спешили расходиться.

Но поджидал меня великий облом:

— Лось, без обид, я пас. СБ разберется! — отказывая, Сашка Панцырев отвел глаза.

— Ты так веришь в правосудие?

— Да! Если ты помнишь, то это я дал тебе отравленную конфету. И меня точно так же задержали. Как видишь, я на свободе, а не в застенках. Если Макс не при делах, то и его отпустят.

— Позиция ясна.

— Лось, без обид! — крикнул он мне вслед.

— Не вопрос, но это я как попка на Лубянке твердил, что ты не мог! Что ты без задней мысли! И Макс наверняка подтвердил, что ты конфету из рук девчонок взял!

— Подтвердил! — Панцырев догнал и развернул, схватив за рукав, — Потому что так и было! И не только он подтвердил, а и Рыбаков, и Юрьев, и водитель грузовика! Не надо с больной головы на здоровую перекладывать! А вот то, что он эти чертовы ириски Ульяне отдал, тоже есть кому подтвердить! Ольга Кущина из конвойного своими глазами видела!

— Саша, отпусти, — отцепил его пальцы от рубашки, — Я понял твою позицию.

— Ну и пошел ты, правдолюбец хренов! — махнул он рукой и хлопнул дверью, скрываясь в своем отделе.

Вот и поговорили.

Ровесник двух «М» Антон Березин, не друг и даже не приятель, а всего лишь коллега, состоящий в хороших отношениях со всем коллективом, попался мне навстречу вторым.

— Лось, извини.

— Извини, но нет — я правильно понимаю?

— Правильно.

— Просто на понимание — почему?

— Тебе обязательно докапываться?

— Мы не последний день работаем вместе, хотелось бы знать.

— Присяга и приказ, такие вещи тебе как офицеру должны все сказать.

— Итицкая сила! — от неожиданности ответа отпустил Антона, который поспешил скрыться от меня на выход.

— Итицкая сила! — повторил уже в пустом коридоре, вспоминая попавшую под раздачу девицу, пытавшуюся всучить мне приказ на фельдфебеля. «Ваши уже все подписали!» Конечно подписали, это я нагло выеживался, а за подписью последовала присяга с гребаным менталистом за кадром! И теперь вопрос — что перевесит, дружба или долг? — стоит даже острее, чем я думал. Установка там не абсолютная, попытка защитить товарища от произвола спецслужбы на измену родине не тянет, но все же незаинтересованному человеку труднее ее преодолеть.