— Проследи… за Лизой… Маша… — невидящие глаза уставились в потолок.

Опустился на колени рядом с остывающим телом:

— Алексей Игоревич… как же так?..

За моей спиной вязали Рыбакова, незнакомые люди в бронежилетах заполнили маленькую кухню нашего бокса… А я все смотрел в лицо Угорину, отказываясь принимать произошедшее.

Трагедией на кухне история не закончилась.

Две недели в казематах, допросы… Даже на похороны Угорина не отпустили, хотя я слезно просился. Тупая гибель капитана тяжким грузом лежала на совести.

Дни ожидания сменились трибуналом. С мелькнувшей надеждой увидел в тройке Синицину, но приговор все равно припечатал:

— Неподчинение приказам… несоблюдение субординации… отставка…

Собирая вещи в своем боксе, разделяемом раньше с двумя «М», поражался накопленному количеству: то мое шмотье к Любе уехало, то Зайки в порыве праведного гнева отправили одежду на свалку. Как приехал в Муромцево с полсумкой, так и собирался уезжать, разве что капитанскую форму с наградами миновала участь оказаться в мусорке. Не то, чтобы переживал, но не медальки к юбилею, а боевые награды.

— Ты как? — появился на пороге пустой комнаты поседевший исхудавший Макс.

— Жить буду.

— Жалеешь?

— Разве что о смерти Угорина.

— Да, Алексея Игоревича жаль. Мне в *** предлагают перебраться.

— Поздравляю! Здесь, значит, не хочешь?

— Не после всего. Поехали со мной?

Мне плевать было, где сейчас очутиться, просто плевать!

— Поехали!

На кладбище было хорошо, покойно. Цвели цветы, пели птички, шумели березы, а с металлического креста мне улыбался растерянной улыбкой Угорин — для могилы Лиза выбрала свадебное фото полугодовой давности.

— Эх, Лёха, Лёха…

Наедине с собой я мог так к нему обращаться, это Масюня был его больше чем на двадцать лет младше, а я, считая прожитые здесь два года, на десять старше — такая вот арифметика.

Вообще-то я, как и Макс, предпочитал по водочке, но ради последней встречи с капитаном разорился на его любимый коньяк и теперь пристраивал стопку на свежем холмике.

— Лёха, Лёха…

Наши Угорина любили, хорошее отношение чувствовалось и в заботливо сколоченной скамеечке, и в уже сделанной оградке, даже цветы перед крестом лежали свежие, а не искусственные.

— Покури со мной, капитан, — положил рядом со стопкой сигарету, а сам неумело прикурил из найденной в боксе початой пачки. Ирония судьбы — убитый и убийца покупали одну и ту же марку.

— Прости, что не пришел на похороны, не мог, сам понимаешь… Ты не волнуйся, у Лизы с твоим маленьким все хорошо, я узнавал. Ну, как хорошо… — с непривычки я страшно раскашлялся, прерывая свой монолог.

— Ты чего это тут? — раздался голос из-за спины.

Я засуетился как школьник, застигнутый завучем, пытаясь спрятать зажженную сигарету, но зашелся в новом приступе кашля, обжегся и вывалил окурок прямо под ноги беременной женщине. Изящная ножка сорокового размера (и так бывает!) растоптала бычок и отбросила в сторону.

— А ты как тут? — озвучил ответный шедевр словесности.

— Тебя искала.

— А-а-а… э-э-э… я в смысле, сегодня же будний день, почему не на работе?

— Все уже, — Лиза не могла похвастать идеальной красотой, но загадочная улыбка при поглаживании живота делала ее похожей на «Мадонну» Рафаэля и «Джоконду» Да Винчи одновременно, — Отпуск до родов. Завтра уезжаю к бабушке.

— А я тут…

— Вижу уже, — снова мягко улыбнулась молодая вдова.

Она, подобрав платье, уселась рядом на скамейку, в ее присутствии больше идиотских попыток покурить я не делал, и мы молча сидели, думая о своем.

— Расскажи мне, — первой нарушила она тишину.

— Про Рыбакова?

— Про Рыбакова, про Кудымова, про себя. Почему ты Михаила заподозрил?

— Понимаешь… Макса я подозревать не мог…

— А почему? Он же ненавидел одаренных, все это знали?

— Ненавидел… Макс ненавидел, в смысле и сейчас ненавидит, когда одаренные кичатся своими искрами, а сами при этом ничего из себя не представляют. Вот ты сама, например, хоть раз сталкивалась с его ненавистью?

— Пожалуй… пожалуй нет. Но я с ним вообще практически не пересекалась.

— Вот-вот, — уже уверенней продолжил я, — Не пересекалась, а судишь. А я с ним дружу.

— Ты и Мишей дружил.

— Бли-и-ин! Хорошо, давай по-другому: кто-то тебя достал до печенок, ты прямо рвешься его убить, где ты яд возьмешь? Да еще не простой, а чтобы подействовал с отсрочкой?

— А… у него подруга, вроде бы медсестрой работала?..

— У тебя какие-то извращенные понятия о работе медсестры. Юлька могла достать спирт, могла достать наркотики, какое-нибудь сильное лекарство, списать и присвоить что-нибудь по мелочи. Яд-то ей откуда было взять? И как ты себе их диалог представляешь? «Дорогая, мне приспичило отравить N! — Да, милый, конечно! Мышьяк на второй полочке справа!»