– Возможно, – соглашаюсь. – Поначалу тебе кажется, что начинается новая жизнь, а потом ты начинаешь понимать, что ничего не изменилось. Просто другие лица и другой адрес твоего места жительства.

– То есть, ты переехал в Штаты, а не родился там? – делает вывод из моих слов Дашенька.

– Там жил мой отец. Я переехал к нему, как только он заболел, – делюсь с девушкой, которую знаю всего несколько часов, тем, что не всем рассказываю.

– Жил? Сейчас он тоже в России? – интересуется, сжав мою руку, как будто слово «отец» для неё тоже многое значит.

– Он умер три месяца назад, поэтому я и прилетел сюда, – нехотя произношу, чувствуя, как сердце сжимается от тоски по родному человеку. – Там меня больше ничего не держит.

– Я сожалею, – тихо говорит, опустив глаза в пол. – А здесь что держит?

– Ничего.

– Враньё, – тянет девчонка. – Если бы тебя здесь ничего не держало, то ты бы не вернулся.

А она умнее, чем я предполагал. Всего из пары реплик вынесла главное. Цель моего приезда. И как бы я ни скрывал её за обычным переездом в родную страну, Даша вынула на поверхность кое-что намного серьёзнее.

– Возможно, ты права, – отвечаю, подумав. – Есть кое-что.

– Что же? Любовь? – спрашивает и начинает смеяться. – Великая и неземная?

– Месть, – выдыхаю, глядя на девчонку.

Дарья

– Кому же ты мстишь? – спрашиваю его, не поверив.

Его слова звучали, как вставка к киношному трейлеру, который обычно заманивает зрителей на фильм, а в итоге оказывается, что вставка была не оттуда. Не к тому моменту. В общем, полный обман.

Поэтому и слова мужчины кажутся мне наигранными. Ведь мы не в фильме или даже книге, где главный герой весь из себя такой идеальный, мстит кому-то. Обычно мстители плохие персонажи, а об Алексе я никогда бы не сказала, что он злодей. Сумасшедший? Возможно, но не отрицательный герой.

– Предателям… – спокойно отвечает.

– И кто же тебя предал? – интересуюсь с сарказмом.

– Какая разница, Дашенька. Одно знай – не тебе, – произносит, пройдясь рукой по своей бороде. – Но в моей жизни много предателей, которые заслуживают быть наказанными за то, что когда-то пошли против меня. Они думали, я сломаюсь, но на злость им я креп, потому что среди этого сброда людей, находящего рядом со мной, я отыскал тех, кто остался рядом, даже когда все направили свою злость на меня.

– Говоришь, как злодей из какого-то фильма о захвате мира, – произношу, пытаясь перевести тему в шутку. – Прекращай уже нагонять туман.

– Не нагоняю, – тянет. – Ты спросила, я ответил. Ничего более.

– Ну, тогда это страшно и как минимум бессмысленно – мстить кому-то. Мой отец всегда говорил, что месть не всегда оправдывает себя. Ты внушаешь себе, что якобы когда то, что ты затеял, сбудется, тебе станет легче, но… нет… ни капли. Это враньё. Психологический приём, которым люди себя насилуют.

– Из своего опыта делишься, или великий отец? – спрашивает мужчина, продолжая идти со мной рядом, внимательно слушая, словно я и правда рассказываю интересно.

Папа всегда так делал, показывал, что я что-то значу, мои слова имеют значение. Повышал мою самооценку и уверенность в себе. Часто беседовал не как с ребёнком, а как со взрослой, разрабатывая свою методику воспитания детей, по которой позже написал книгу, но издать так и не успел.

Я сейчас пытаюсь сама издать её, но столько волокиты с бумагами, юристами, что уже устала, а мама не помогает ни с чем, решив, что моя затея бессмысленна и никому не будет интересно читать рукописи папы.

Их у него много. Я пока решила начать с книг о воспитании, постепенно переходя на другие, но для начала надо разобраться с этими непонятными, местами запутанными договорами, лицензиями…

– Эй! Мой папа и правда был самым лучшим! – восклицаю, посмотрев на Алекса. – Ты его не знаешь, чтобы осуждать. Он бы никогда меня не бросил в этот день… Никогда бы не позволил гулять с незнакомцем в отельных тапочках… Папа бы вообще уже названивал мне каждые пять минут, волнуясь за меня, – защищаю родителя.

– И где он сейчас? Почему не звонит? – уже серьёзнее, кажется, приняв мою сторону, спрашивает мужчина.

– Там же, где и твой, – произношу и с печалью показываю пальцем в небо. – Там…

– Умер? – удивляется.

– Да… Два года назад. Болезнь забрала его у меня, – с печалью рассказываю. – Мы с ним пытались сражаться, но… врачи сказали, что поздно.

– Ты папина дочка? – с улыбкой, скорее, утверждает, чем уточняет Алекс, счастливо улыбнувшись, словно я ему в отцовской любви призналась.