После окончания института, а вслед за тем и почти полугодового «усовершенствования», прошло слишком мало времени, и семья Алёшкина была всё ещё не устроена. Теперь же он получил возможность послать сразу крупную сумму, и вслед за тем ежемесячно по аттестату они будут получать тоже порядочно, на что Борис вообще не рассчитывал. Он заполнил перевод на 1500 рублей и, решив, что с него хватит и «полевых», вписал в аттестат весь свой оклад – 800 рублей.

Эти денежные дела обсуждались всеми сослуживцами. Почти каждый из врачей считал своим долгом посоветоваться о намечаемых им суммах к переводу и в аттестат с друзьями, и это было понятно. Все они очутились в подобном положении впервые, все считали, что разлука с семьями продлится несколько месяцев, почти все они получили значительные суммы, во всяком случае, гораздо больше того, что получали на «гражданке», и потому каждый хотел получить хоть какой-нибудь совет со стороны. Тая Скворец вообще не знала, кому перевести свои деньги и на кого писать аттестат, ведь муж её был в армии, детей у них не было, и некоторое время она была в растерянности. Ей на помощь пришёл Сангородский, который посоветовал послать деньги и аттестат родителям, жившим на какой-то маленькой железнодорожной станции недалеко от Краснодара. Отец Таи служил на этой станции стрелочником. Лев Давыдович говорил:

– У отца с матерью ваши деньги никогда не пропадут, лучше их никто не сбережёт, а здесь вы их без толку спустите или попросту потеряете, так как ведь пока, как мы видим, тратить-то их некуда. Мне вот хуже: когда я уезжал, мои в Одессе были, а фронт так стремительно к ней двигался, что я теперь уж и не знаю, где они, куда подались.

В этот вечер почти все, примостившись, кто на чемодане, кто на пеньке, писали письма домой. У большинства это были первые письма из армии, так же и у Бориса Алёшкина. Он с радостью сообщал о тех денежных переводах, которые уже сделал и которые, как он знал, дома были очень нужны, с грустью думал о своей Катерине и о дочерях, таких разных по виду и характеру, но всё же одинаково ему дорогих.

Для перевозки дивизии выделили семь железнодорожных эшелонов. В первом поехал штаб дивизии, разведчики и специальные службы, в следующих – стрелковые полки, затем артиллерийский полк. Медсанбат погрузили в шестой эшелон вместе с ветеринарной службой и частью артснабжения. В седьмом ехали дивизионный обменный пункт, все остальные тыловые учреждения и прочие службы. Эшелоны со станции Софрино должны были отходить по три в день, таким образом, на отправку дивизии требовалось более двух суток.

Куда следует дивизия, командир медсанбата, да, по-видимому, и начсандив, не знали, естественно, что не знали этого и врачи. Стало известно только, что весь необходимый для медсанбата автотранспорт уже получен, погружен на платформы и ожидает эшелона на Московской окружной железной дороге. Для его получения ещё раньше авторота выделила часть своего состава во главе с командиром. Эти люди уехали из медсанбата дня за три до отправления дивизии. Тогда же уехал с частью своих людей начальник медснабжения старший лейтенант медслужбы Панченко и начальник хозяйственной части лейтенант Прокопов. Они уже получили необходимое имущество: палатки, медикаменты, перевязочный материал, вещевое и продовольственное довольствие. Всё это погрузили в вагон и ожидали присоединения к эшелону.

Между прочим, получив известие, что все полагающиеся медицинской роте укладки получены полностью, командир Сангородский удивлённо развёл руками и стал расспрашивать своих подчинённых, что значит «укладки» и с чем их едят. И только двое могли объяснить ему значение этих названий: Алёшкин, за полгода до войны закончивший курсы усовершенствования, и медсестра Екатерина Васильевна Наумова, которая принимала участие в войне с белофиннами. Правда, к чести Льва Давидовича следует сказать, что как только он узнал, что такое укладки, часть которых, как оказалось, давно имелась в штабе медсанбата, то потребовал от командира, чтобы тот немедленно выдал ему описание их содержания, затем вместе со всеми врачами и средним медперсоналом тщательно их изучил. Поэтому, когда медрота, наконец, полностью получила эти укладки (большие деревянные ящики, окрашенные защитной краской с красными крестами на крышках и номерами на торцах), то и врачи, и медсёстры уже понимали, что они получили и как нужно обращаться с тем или иным номером укладки.

К сожалению, в госпитальной роте этим вопросом никто не занимался, и поначалу, получив ящики, не знали, что с ними делать. А ящики были не только заперты замками, но и запломбированы. Первые несколько дней после получения в госпитальной роте их даже боялись открывать и только следили за тем, чтобы случайно не повредить пломбы. Кстати сказать, командир медсанбата Краснопеев, ссылаясь на инструкцию (которая у него сохранилась ещё с мирного времени), до особого распоряжения пломбы со всех ящиков срывать запретил. Но всё это случилось в будущем, а пока ящики, палатки, медикаменты и перевязочный материал занимали два товарных вагона и стояли по соседству с двумя такими же вагонами, загруженными продуктами, полевыми кухнями, вещевым имуществом, и вместе с прицеплёнными к ним платформами с автомашинами медсанбата ожидали прибытия эшелона в одном из тупиков Московской окружной железной дороги.

Утром 22 июля 1941 года на погрузку двинулся личный состав артполка дивизии. Материальная часть его, как и оснащение медсанбата, также была погружена и ждала эшелона с людьми. В 14:00 дело дошло до медсанбата, который своим личным составом занял восемь товарных вагонов, два заняла ветслужба. На окружной дороге к этим десяти прицепили четыре вагона и десять платформ медсанбата, один вагон материальной части ветслужбы и шесть вагонов артснабжения. Начальником эшелона был назначен начальник артснабжения дивизии капитан Князев, его заместителем – командир медсанбата, врач второго ранга Краснопеев.

Окончательное формирование эшелона со всеми манёврами и прицепкой вагонов было закончено в 22:00. К этому времени эшелон № 6 вытянулся по окружной дороге и почти упёрся в пятый, который, в свою очередь, почти вплотную стоял к четвёртому, занятому одним из стрелковых полков. В это время со станции Софрино вышел последний эшелон с хлебозаводом, складами дивизионного обменного пункта и всем остальным тыловым хозяйством дивизии. Возглавлял его капитан Кирьянов, начальник обменного пункта дивизии.