– Обойдусь! – перебиваю её, этот разговор мне начинает наскучивать, но Салли этого не замечает, так как искренни считает, что задевает струны моей души. – Салли, ты главное – исправно наведывайся к хвалёному мозгаправу, обо мне есть кому позаботиться!

– Слушай ты! – схватив меня за руку, сильно сжав она искажает лицо в сумасшедшей устрашающей улыбке, поморщившись, попытаюсь выдернуть её, но не получилось, мне оставались лишь зло посмотреть на девушку, – Моё терпение не вечно, а ты доставляешь мне дискомфорт! При одной мысли, что мне приходится дышать с тобой, одним воздухом тошно становится!

– Ничем помочь не могу! – шиплю, с силой дёрнув рукой мне удаётся высвободиться. Вслед слышу ещё, какие- то гадости, но на моё счастье, за мной она не следует. После вот таких перепалок мне безумно хотелось принять душ, тщательно отмыться от прикосновений и едких комментариев.

Во внутреннем дворике меня встречает Роби и Фрэя, они перебирают виниловые пластинки, и что-то громко обсуждают.

Мама Фрэи работает в филармонии, оттуда и поставляет дочери различные записи концертов, журналы с интервью артистов, которые не найти в открытом доступе, но особым раритетом были пластинки, которые мне Фрэя любезно одалживала.

Дело в том, что с ней мы с лет пяти занимались в одной школе искусств, я по классу скрипки, Фрэя же на фортепьяно. Несколько лет назад мы окончили музыкальную школу и даже успели побывать в нескольких турах с оркестром, но после началась совершенно новая глава. Семья Фрэи считает, что музыкантов хватает в их семье и отплатили обучение на факультете медицины, специальность зубной врач, у меня тоже особо выбора не было, в мир музыке путь был закрыт, Байрон отчего дал понять, что этого не потерпит.

Так, мы и оказались обе заточены в тисках наук, которые совершенно не откликаются в наших сердцах, но это не означало, что мы прекратили созерцать, слушая прекрасные композиции, любезно предоставляемые мамой Фрэи. Сегодня Фрэя принесла записи Элисон Мария Краусс " Холодная гора", моему счастью нет предела.

– Твоя мама просто чудо! – прижав к груди виниловый круг.

– После дай и я послушаю, там есть небольшие куски пианино, хочу изучить! – говорить Фрэя, перевожу взгляд чуть выше белоснежной головы Фрэи, тут же отворачиваюсь, закусывая нижнюю губу, а всё виной пристальный и цепкий взгляд новенького, который в десяти метров от нас, фривольно стоит, оперившись о косяк беседки. Его руки в карманах, а на лице снисходительная улыбка, несколько парней окружили его, а тот наблюдает на всех с высока. Что он себе позволяет? Неужели в первый день возможно такое поведение наплевательское, надменное и оценивающие, можно для приличия быть немного дружелюбным. Да это, по меньшей мере неуважение к окружающим тебя людям!

Чувствую, как этот нахал продолжает на меня пялиться, и это становится настоящей пыткой. Не знаю почему, но его присутствие вводить меня в какой-то диссонанс, мне одновременно хочется посмотреть на него и провалиться сквозь землю. Сильнее прижимаю пластинку к груди, словно она сможет меня защитить от грубого и тяжёлого взгляда из-под нахмуривших бровей.

Негромкий звук доносится из динамиков, оповещая о начале лекций, все, кто находится рядом, как по команде поднимаются, направляясь к выходу. Я же иду обособленно, обхватив себя руками, пытаясь не смотреть в сторону этого типа, но у самого выхода, где я практически ощущаю свободу и свежий воздух меня дёргают за край старой, вязаной кофты. Поднимаю голову, вновь встречаясь с этим уже знакомым надменным взглядом, моментально заливаюсь красной краской с ног до головы, но останавливаюсь вопросительно смотря.

Анабель

– Твоё? – в руках он держит мою ленту для волос, машинально касаюсь их. – Ну и?

– Да, спасибо… – протянув руку пытаюсь забрать, но он одёргивает её, пряча в глубину кармана брюк, его улыбка становится шире, а моё сердце начинает разгонять ритм.

– Не так быстро, придётся заслужить! – этот тон мне знаком, так как в академии особо избалованные особи мужского пола постоянно отпускают грязные шутки в мою сторону, считая, что это позволительно для таких, как они, молодые, богатые и беспринципными. – Увидимся, крутышка!

Я ничего не могу произнести, просто стою и молчу, переваривая всё, что только услышала, в какой-то момент обстановка вокруг меня начинается кружиться, а перед глазами маячит то ли цвет моей потерянной ленты, то ли цвет глаз парня, который её присвоил себе. Ком неприятного волнения сгущается в животе, всё, что сейчас звучит в моей голове, это насмешливый тон мерзавца, который, как в замедленной съёмки разворачивается и отдаляется.

– Я. я… – пытаюсь хоть что- то ответить, но язык словно перестал слушать меня, ещё секунда и я понимаю, как ноги становятся ватными, а тело неминуемо летит на встречу с пыльным бетонным полом.

Открываю глаза, натыкаясь на знакомый потолок, с небольшими тёмными крапинками, неловко поворачиваю голову понимая, что нахожусь в своей комнате, а за столом сгорбившись, сидит Роби, что – то увлечённо рассматривая.

– Что случилось? – охрипшим голосом произношу, пытаясь подняться на локтях. Но как только моя голова отстраняется от подушки, тут же понимаю, что совершаю ошибку. Всё вокруг плывёт, дико болит голова.

– Эй, ты чего! – подруга мгновенно реагирует, подлетая ко мне и пригвоздив меня к кровати грозно смотрит. – Ты несколько часов назад рухнула без чувств во дворе, куда так резко поднимаешься? Ну и напугала меня, я, как услышала, сразу рванула к тебе… а ты вся такая лежишь бледная и неподвижная, что это вообще было?