Шрифт:
В столовой было шумно, как и обычно. Ник зашёл в неё, вытягивая шею и наконец зацепился взглядом за знакомую причёску каштановых волос. Джун Флауэрс сидела за столом с другими студентами и что-то оживлённо рассказывала.
– Джун!
О, нет, ему не стоило подходить. Ему не стоило окликать её, а тут же развернуться и уйти, потеряться в школьных коридорах и пообедать на школьном кампусе. Весна дышала жизнью, в тот день солнце не скрыли тучи.
– Тебе чего, болезный? – обернулся на него Бак Поуп.
Ник недоумённо моргнул, посмотрел на подругу, но та очень увлечённо разглядывала свой обед. Бак поднялся.
– Да ладно тебе, – протянула сидящая рядом девушка. – Такой ранимый, вдруг ещё вскроется из-за тебя.
С соседних столов, за которыми постепенно затихали разговоры, послышались смешки.
Ник понимал и не понимал. Неотрывно глядел на Джун и ждал, пока она встанет, возьмёт его за руку, уведёт прочь и всё объяснит. Разумеется, у Джун есть для этого объяснение.
– Не вскроется, он боли боится, не забыла? – противную рожу исказила не менее противная ухмылка. – Чё встал, болезный?
Почему?
– Я…
– Слушай, а ты на препаратах сидишь? – пригнувшись, Бак с силой хлопнул его по плечу. – Ну, колёса там, ещё чего? Может поделишься, по секрету?
Он говорил громко специально, слышала вся столовая. Ник обратился в горный хрусталь.
Почему?
– Внимание! – теперь уже действительно крикнул он. – Если у кого-то депрессия или ломка – обращайтесь к Николасу Бэкорду!
Столовая грохнула. Мало кто сидел на своих местах тихо и смотрел на верзилу с неодобрением. Больше на Ника.
Почему?
– Или погоди-ка… – подал голос ещё один парень. – Мамочка же не записывала его к врачу, значит и таблеток нет. У него другое лекарство – слёзы!
Николас вздрогнул, попытался вдохнуть, но не смог. Ноги подкашивались, всё тело пронимала дрожь, а картинка мира размывалась. Он куда-то проваливался, взлетал, разбивался и всё в один миг.
– Нюня! – выкрикнул кто-то.
– Ню-ня! Ню-ня! – подхватили студенты. – Ню-ня!
Как это называется? Почему вода опять течёт из глаз против воли и почему так больно, сложно дышать? Ник смотрел на Джун и думал, что она сейчас поднимется и всё объяснит. Как обычно – вздохнёт, откинет кудрявую прядь волос с лица и спокойно заговорит. Развеет бурю внутри своим ураганом, но Джун не поднималась.
– Скажи им, Джуни! – Бак продолжал лыбиться. – А ты – имей в виду, мужики не плачут, только если не из этих! Или, Джуни, может, про его ориентацию ты всё-таки умолчала?!
У неё была причина. Она должна была быть. У Джун всегда есть причина, чтобы поступать так или иначе. Может – ей угрожали?
Звуки сливались в один монотонный, слышались будто издалека. Перед глазами маячила противная рожа Бака и подруга, ковыряющая вилкой брокколи.
– Эй, Джун, – охрипшим, замогильным голосом позвал всё же Николас. – Почему?
– Потому что, – у неё не дрожал голос, звучал режущей правдой и уверенностью в каждом своём слове, – Меня задолбало твоё нытьё, сраный ты абьюзер. Думал – привяжешь меня к себе своими проблемами и всё, можно экономить? Запишись к психотерапевту, вот кто тебе нужен! Я не спасатель, кретин!
Он смотрел в сощуренные карии глаза и прекратил понимать происходящее. Какой абьюз? Она же… сама…
– Рановато начал, – хихикнула блондинка рядом. – Даже бабу ещё не нашёл, хотя не завидую я твоей девушке. Или парню. Фиг тебя там знает…
На негнущихся ногах Николас развернулся и под шквал каких-то криков, фраз, мата, смеха вышел в коридор.
В тот день он раньше покинул школу. Его трясло вплоть до дома, изредка приходилось останавливаться и закрывать глаза. В голове вертелась куча мыслей, которая никак не желала укладываться в размеренные суждения и анализы. Он не мог объяснить себе, что испытывает. Наверное, она бы назвала это болью, но всякий раз, когда имя всплывало, резало хуже тупого ножа.
Почему?
За что?
Если ей хотелось прекратить дружбу, то почему нельзя сказать об этом хотя бы по переписке, если не в лицо? Зачем было выставлять его посмешищем на всю школу, раскрывая все секреты, которые знала только она? Ник же действительно боялся боли, а сейчас было настолько плевать, что он был готов стащить у отчима бритвенное лезвие…
Нет. Не то. Не так. Почему? Как же это… Николас жмурился, судорожно тянулся за сигаретами и было плевать, что может увидеть кто-то из знакомых предков. Плевать, если спалят в школе. На всё было плевать. Плыло, двоилось, давило.