— Это и есть Школа, мальчик, — спокойно сказал старик. — А я — сторож. Хочешь войти — войди.

Джед, не задумываясь, сделал шаг вперёд. Ему показалось, что он уже переступил порог и проник внутрь здания, но всё опять вернулось на свои места: он по-прежнему стоял на улице.

Джед попытался проделать то же самое ещё раз — безрезультатно. Тогда он не на шутку рассердился. Ему уже порядком надоели все эти издевательства. Он произнёс заклятие, которому научила его ещё тётка-ведьма, но чары деревенской колдуньи были здесь бессильны.

После очередной неудачи Джед уже не знал, что ему делать. Наконец, он обратился к старцу:

— Я не могу войти. — И с неохотой добавил. — Пока, конечно, Вы не поможете мне.

— Скажи имя своё.

И снова Джед не знал, что делать, ибо произносить имя, да ещё вслух было настрого запрещено.

— Джед, — произнёс он, наконец. Сделав шаг, он переступил порог дома, и некая тень последовала за ним.

Дверь, как оказалось, была вовсе не из дерева, а из кости; позднее Джед узнал, что её вырезали из зуба Великого Дракона.

Дверь была почти прозрачна, и сквозь неё пробивался дневной свет, наполняя жизнью Тысячелистное Дерево, изображение которого было искусно вырезано на внутренней стороне магических врат.

— Добро пожаловать, юноша, — сказал сторож и, больше не проронив ни слова, повёл Джеда через зал и привёл, наконец, во внутренний дворик, находившийся в глубине основного здания. Дворик был частично вымощен камнем, и на небольшой лужайке, посередине, в ярких лучах утреннего солнца всеми цветами радуги играл и переливался фонтан — молодые деревья, посаженные вокруг, не могли укрыть его своей листвой и приглушить буйство красок. Здесь Джеда оставили в одиночестве и попросили немного подождать. Он замер, и сердце его билось всё сильнее и сильнее; всей душой он ощущал некое невидимое присутствие и понимал, что всё здесь сотворено не из камня, а из иной, какой-то магической субстанции, которая раз в сто, а может быть и больше, превосходит силу и мощь любого гранита. Он стоял в святая святых Храма Мудрости, и всё здесь взывало к небу. Вдруг он ощутил на себе чей-то пристальный взгляд: человек, одетый в белое, смотрел на него сквозь искрящиеся струи фонтана.

Как только взгляды их встретились — запела неведомая птица в ветвях. И тотчас Джед понял язык этой птицы, язык воды, что плескалась в фонтане, речь ветра, играющего в листве: Слово включило его в свой круг, очерченный Солнцем.

Потом ощущение прошло, но мир уже стал иным. Джед сделал несколько шагов и преклонил колено перед Архимагом, держа на вытянутой руке письмо Молчальника.

Архимаг Неммерл, Хранитель Скалы, был древним человеком, древнее всех на этой земле. Его речь напоминала птичий клёкот. Волосы и борода его были белы, вся тьма и тяжесть земная оставили его с годами и сделали совершенно белым, какой бывает древесина, столетия пролежавшая в воде.

— Мои глаза стары, и я не могу прочитать, что написал твой учитель, — сказал старец своим птичьим голосом. — Прочти письмо это, отрок.

Что ж, Джеду ничего не оставалось делать, как повиноваться и прочитать вслух древние руны Хардига, в которых говорилось следующее: «Мой повелитель Неммерл! Я посылаю Вам того, кто обещает стать величайшим из всех магов Гонта, если, конечно, ветер не переменится». Подписано всё это было не истинным именем Огиона, а странным прозвищем Сомкнутые Уста.

— Тот, кого послал усмиряющий землетрясения, вдвойне любезен мне. Я знаю Огиона с его молодых лет, когда он ещё только приехал сюда с Гонта, и я всегда любил его. Ну, а теперь поведай старику о своих морских приключениях.

— Всё было прекрасно, и только вчера разыгрался невиданный шторм.

— На каком корабле ты прибыл?

— Торговый корабль из Андрада. «Тенью» зовут его.

— По чьей воле ты прибыл сюда?

— По своей собственной.

Архимаг пристально посмотрел на Джеда, потом отвернулся и начал говорить сам с собой на непонятном языке, словно разум его блуждал где-то далеко-далеко во времени и пространстве. Но из всего этого неясного бормотания можно было различить слова, что совсем недавно пропела Джеду птица в ветвях и прошептала вода, плещущаяся в фонтане. Старик не произнёс ни одного заклятия, но такая магическая мощь была в самом голосе его, что Джеду показалось, будто он перенёсся в какой-то иной край и стоял теперь посреди пустыни, где странные тени ходили вокруг него. На самом деле Джед по-прежнему оставался во дворе, залитым солнечным светом, а фонтан всё пел и пел свою весёлую искрящуюся песнь.

Огромная чёрная птица, Ворон с острова Осскил, подошёл к ним, важно ступая по каменной террасе, а потом по траве. Птица подошла к Архимагу и остановилась. Вся чёрная, с клювом, как огромный кинжал, и глазами, как горный хрусталь, она недоверчиво покосилась на Джеда. Три раза ворон клюнул белые складки одежды старца, пока тот не пришёл, наконец, в себя, не улыбнулся и не сказал, обращаясь к Джеду: «Поди, поиграй, малыш». Его отсылали, как мальчишку! Джед снова преклонил колено пред старцем, чтобы проститься, а когда встал, того уже не было. Только ворон недоумённо смотрел на Джеда, приоткрыв клюв.

— Терренон уссбук! Терренон уссбук оррек! — сказала птица на непонятном языке. И после этого — неожиданно исчезла.

Джед направился к выходу, толком не зная, куда же ему всё-таки идти. При выходе, под сводами арки, повстречался ему высокий юноша, который весьма вежливо приветствовал Джеда лёгким поклоном: «Я — Морион, сын Энвита с острова Хавнор. Я весь к Вашим услугам и готов показать Храм и ответить на все вопросы. А как Ваше имя, сэр?»

Всё это показалось странным и оскорбительным для Джеда, деревенского парня, который в своей жизни никогда не встречал детей богатых купцов и дворян, кроме той девицы на лугу. Ему показалось, что над ним издеваются, обращаясь на «Вы», да ещё предлагая какие-то там «услуги», поэтому он процедил сквозь зубы: «Перепелятник», — и отвернулся.