— Здравствуй, секретарь. Да, не чаял. Человек предполагает, а Бог располагает!

— Как видишь, век предателя короток.

— Посмотрим. Это для вас я изменник, у меня другая правда.

— А в чём правда, — сурово спрашивал Пётр Аверьянович полицая, — детишек малых жизней лишать, стариков, женщин не жалеть?

— Каждому своё.

— В чём они виноваты перед тобой?

— Пожить я решил вольготно, хотелось, чтоб душа развернулась. При Советах разве жизнь? Но за всё надо платить, так то, секретарь.

— Ведь это чужие жизни! — Руденко был поражён цинизмом, с каким высказывал свои мысли Костюк. Он даже не пытался ничего скрывать, всю подлость и низость свою напоказ выставлял. Ещё бахвалился.

Тишков сидел, в разговор не встревал, слушал внимательно.

— Чужие, верно. Это как деньги, что приходят и уходят.

Костюк сидел и наглыми глазами смотрел на Руденко, его забавляла реакция секретаря на такие слова.

Тут Берестов резко встал и подошёл вплотную к Фоме Лукичу, правую руку сжал в кулак. Его действия были настолько неожиданными, что первые секунды никто не проронил ни слова. Но затем все присутствующие услышали голос Руденко: «Не надо, Алексей Иванович, не стоит об него руки марать».

Но старший лейтенант не слушал. Он навис над полицаем и процедил сквозь зубы таким безапелляционным тоном, не вызывающим никаких сомнений, что Костюк сразу сник, потух, сжался и если бы можно, то прикрылся бы руками от лица Берестова.

— Я тебе, гнида, сейчас коленки прострелю, как ты это с пленными красноармейцами делал и буду спрашивать то, что меня интересует, а ты, сволочь, будешь отвечать мне и попробуй хоть раз соврать! Хочешь?

— Нет, — проблеял полицай, от спеси не осталось и следа, одно дело самому истязать, другое дело, когда тебя. Разницу такие люди понимают очень хорошо.

— Тогда вопрос первый: откуда ты узнал про связь Петра Евсеевича Кошелева с нами? Отвечать, быстро.

— Я не знал, — ответил бледный полицай.

— Не врать! — рявкнул Берестов и притронулся к кобуре.

— Я правду говорю, — быстро выпалил Костюк, — меня вызвал к себе гауптштурмфюрер Вилли Заттер и велел следить за стариком.

— Когда это было?

— В начале сентября, а может, в конце августа, точно уже не помню.

— Что дала слежка?

— Ничего, ровным счётом ничего. Хитрый был старец.

— Дальше.

— А тут недавно опять вызывает меня к себе гауптштурмфюрер и приказывает ехать в деревню Петра, как его, Евсеевича и устроить там гулянье на широкую ногу, но не взаправду. Вместе с нами туда прибыла спец. команда. Она то и устроила засаду, а мы должны были только поддержать её и в случае надобности помочь. Но всё пошло наперекосяк. После боя главный у них дюже сильно ругался на своём языке. Немцы злые ушли, мы остались. Никак не думали, что вы сунетесь ещё раз.

— Откуда немцы узнали о Петре Евсеевиче?

— Этого я сказать не могу.

— За кем ещё приказывали следить?

— За разными людьми. Сразу и не вспомнишь.

— Ты напряги память, — Берестов постоянно давил, не давая расслабиться полицаю.

— Вот, например, — начал рассказывать Костюк, — в деревне Дубки есть такой Мухин Гаврила Степанович, в Бодунах — Трофим Череда, ещё Николай Дуров из Азаровки. Вот за ними в первую очередь велели присматривать.

— Они живы?

— Да пока дышат.

Берестов отстранился от полицая. Тот облегчённо вздохнул, словно голову из петли вынул. Алексей оглянулся назад. Руденко сидел весь бледный, точно из него вся кровь ушла. Старший лейтенант кивнул майору, Тишков приказал увести полицая.

— Это всё мои люди, — выдавил из себя секретарь, — честные, надёжные. Уму непостижимо. Откуда, откуда немцы знают о них?

— Степан Иванович, надо бы их срочно забрать, — обратился Берестов к майору, — иначе немцы схватят, когда полицаев начнут искать.

— Согласен, пойду организую. Если не мы, так другие отряды помогут.

Тишков оделся и вышел. Алексей остался с Руденко вдвоём.

— Пётр Аверьянович, сколько лет вы знаете всех этих людей?

— Давно и с самой лучшей стороны, — секретарь думал о своём, — ведь у них семьи, дети. Как думаете, Алексей Николаевич, успеют спасти их.

— Я затрудняюсь ответить прямо на ваш вопрос, будем надеяться, что всё получится.

— Всё получится, — машинально повторил Руденко.

— Пётр Аверьянович, давайте вернёмся к нашим делам. Скажите, кто мог знать, что вы к ним обратитесь, когда придут немцы. Понимаете, кто-то очень хорошо осведомлён о вашем близком круге общения, знает наверняка ваши действия, способен точно их прогнозировать.

— Это ужасно, Алексей Николаевич. Мне приходится подозревать людей, с которыми я долгое время работал, кому доверял.