— И что же, может, у вас есть мысли, как эту теорию можно было бы исправить? — поинтересовался тот.

— Я считаю, нужно подходить с другой стороны изначально, — заявил я. — Какую проблему решает сверхчеловек? Это не шаг вперед по эволюционному пути, это создание бесстрастного судьи, заботливого пастуха, который поведет за собой все остальное стадо, не достигшее такого уровня развития.

— Пока все верно, — кивнул Сковородин.

— Но для того, чтобы заботиться, нужно сострадать, а чтобы сострадать, нужно чувствовать. У нас уже есть несколько монотеистических религий, где поклоняются подобной сущности, — сказал я. — И смотрите, что мы видим — даже дети задаются вопросом, почему, если бог существует, он допускает насилие, горе, смерть. Ответ кроется в излюбленной вами теории сверхчеловека. Ему все равно. Пока математически существует достаточное количество представителей человеческого вида, вмешиваться не имеет смысла.

— Ступаете на очень скользкий путь, Дмитрий Алексеевич, — с ухмылкой заявил Александр Вадимович.

— Вовсе нет, — покачал я головой. — Религия учит, что мы созданы по образу и подобию. Но ведь мы с вами понимаем, что речь не идет о нашем физическом теле. Нет, как Бог был Творцом, так и в нас заложил душу, искру. Крохотную частицу Творца. Именно она дает нам понимание прекрасного и отвратительного. Она отвечает за наше восприятие мира, заставляя видеть, где неправильно и где правильно. И делает это с помощью эмоций. Отказываться от этой искры — все равно что намеренно калечить себя. Портить то, что создано не нами, но дано нам в качестве фундамента, на котором мы должны построить дом. Мы должны созидать, Александр Вадимович, чтобы искра превратилась в огонь. И только тогда мы исполним свое предназначение, когда сами станем вровень с богом. Так что сверхчеловек — это не психопат, получивший неограниченную власть, это человек, вставший рядом со своим Творцом, чтобы подставить своему создателю плечо.

Однако Сковородин явно не собирался сдаваться, я видел, что он уже готов продолжить наш диалог. При этом Александр Вадимович действительно увлекся разговором, это было заметно. Впрочем, тут напомнил о своем присутствии Телегин. Иван Никитич кашлянул, после чего, взглянув на Александра Вадимовича с укором, произнес:

— На этом уже достаточно, — сказал он. — Я убежден, что первокурсник Романов не нуждается более в вашем предмете и может получить зачет. Петр Сергеевич?

Декан кивнул, после чего заговорил для записи:

— Подтверждаю. Комиссия постановила, что зачет сдан. Студент Романов Дмитрий Алексеевич получает соответствующую отметку в свое личное дело и освобождается от посещения занятий Сковородина Александра Вадимовича. Заседание окончено. Запись остановлена.

Он ткнул пальцем куда-то под стол, и я вздохнул с облегчением. Жаль, что с обязательными предметами так поступить нельзя. Да и, откровенно говоря, даже для меня, чтобы в сжатые сроки проглотить материалы, рассчитанные на пять лет обучения, физически требуется немало времени. Ведь нужно, помимо этого, еще не только есть и спать, но и делами заниматься.

— Что ж, поздравляю, Дмитрий Алексеевич, — произнес Сковородин, поднимаясь со своего места и делая шаг мне навстречу. — Даже жаль, что мы больше не встретимся на занятиях — у вас настоящий талант к пониманию моей науки.

Я пожал протянутую им ладонь и кивнул.

— Благодарю, Александр Вадимович, — ответил я философу. — Я бы с радостью дискутировал с вами и дальше для нашего взаимного удовольствия. Но, увы, жизнь вносит свои коррективы в мои желания.

Он снова кивнул и, подойдя к столу декана, поставил отметку в электронном журнале своей цифровой подписью.

— До свидания, господа, — попрощался Сковородин и покинул кабинет.

— Дмитрий Алексеевич, задержитесь, пожалуйста, — попросил декан, и я вздохнул.

Со своего места поднялся Телегин. Профессор пересел в освобожденное философом кресло, сложил руки на подлокотниках.

— Слушаю, Петр Сергеевич, — вернувшись в свое кресло, произнес я.

Декан бросил взгляд на профессора, но тот сохранял молчание.

— Сегодня утром я подписывал журнал посещений нашей лаборатории моими студентами, — заговорил декан. — И увидел, что студент Романов провел там ночь.

Я не сводил с него взгляда в ожидании продолжения, никак не реагируя.

Петр Сергеевич же перевел взгляд с меня на Телегина.

— Иван Никитич, вам известно, что допуск студента Романова дает ему право находиться во вверенной вам лаборатории только в рабочие часы. Я проверил журнал, и оказалось, что первокурсник не в первый раз задерживается в секции.

Мы с Телегиным молчали, и декан заговорил дальше.

— Мои студенты, Иван Никитич, на территории Университета находятся под моей ответственностью, — заявил Петр Сергеевич. — Лаборатория тоже расположена на этой территории.

— Студент Романов посещает лабораторию в любое время, — ответил Телегин невозмутимым тоном. — Также я как раз сегодня принес с собой копию документов на круглосуточное разрешение посещения с полным уровнем допуска.

Профессор вытащил из кармана флешку и улыбнулся.

— Видимо, оригинал где-то затерялся, Петр Сергеевич, — сказал Иван Никитич. — У меня не так много времени, чтобы ходить по Университету и носить документы лично. Но, видимо, в вашем секретариате оригинал «потеряли», так что теперь я вынужден приносить вам заполненные бланки лично.