Думается, что именно в этом кроется необходимость выделения институциональных инвесторов как вида инвесторов в принципе. Теоретически, риск индивидуального инвестора, инвестирующего через «институционала» должен удвоиться по указанным выше причинам. Это влечет необходимостьв предъявлении особых требований к:

1) правовому статусу институциональных инвесторов (возникновение правосубъектности институционального инвестора на основании лицензии, повышенные размеры уставных капиталов, обязательное создание резервов, требования к составу органов управления и др.) Сюда же относится их причисление в разряд квалифицированных инвесторов. Институциональный инвестор обязан быть квалифицированным, т.к. он рискует не только и не столько своими инвестициями, а инвестициями индивидуальных инвесторов;

2) объектам инвестиционной деятельности институционального инвестора. Институциональный инвестор ограничен в выборе таких объектов, хотя каждый и в разной степени. Между тем, нельзя согласиться с Д. С. Ратниковой, абсолютно отвергающей способность и возможность институционального инвестора к самостоятельному инвестиционному выбору111. Институциональный инвестор имеет возможность выбора, однако этот выбор законодательно ограничен. Полностью институциональный инвестор выбора не лишен.

3) обеспечению прав индивидуальных инвесторов в их отношениях с институциональными инвесторами. Сюда относится страхование вкладов, гарантирование пенсионных накоплений, установление специальных договорных форм, в которые облечены отношения между индивидуальным и институциональным инвестором и др.

Таким образом, субъектами инвестиционного правоотношения являются инвестор (лицо, передающее инвестиции) и организатор инвестирования (лицо, принимающее инвестиции). Для вступления в инвестиционное правоотношение субъект должен обладать общей инвестиционной правосубъектностью, которая является частью общей гражданской правосубъектности. Институциональные инвесторы, совмещающие в себе функции инвестора и организатора инвестирования, являющиеся субъектом инвестиционной деятельности, вступают в инвестиционное правоотношение на основании лицензии, имея специальную инвестиционную правосубъектность.

Одним из наиболее обсуждаемых в литературе и практически значимых вопросов правосубъектности является вопрос о классификации правоспособностей различных лиц113. Терминологические проблемы возникают с самого отграничения правоспособности юридического лица от правоспособности физического лица. Так, В. И. Синайский отмечал, что правоспособность юридического лица уже, чем правоспособность лица физического в объективном (юридические лица не могут иметь, скажем, семейных прав) и в субъективном (юридические лица обладают правами и обязанностями только в пределах, очерченных его целью) смыслах. Все юридические лица, поэтому, обладают специальной (по отношению к правоспособности граждан – прим. авт.) правоспособностью114. Такой же позиции придерживался Д. И. Мейер. Он писал: «Спрашивается, какие же права принадлежат юридическим лицам? У нас они определяются обыкновенно каждый раз особым уставом, которым признается юридическая личность учреждения»115. Некоторые современные цивилисты продолжают эту традицию116. Е. А. Суханов допускает использование понятия «ограниченная правоспособность», как синонима целевой и специальной правоспособности, и в отношении юридических лиц вообще, и в отношении только некоторых из них. Он, подобно дореволюционным юристам, пишет: «Правоспособность граждан всегда является общей, ибо гражданин обладает признанной законом возможностью иметь любые имущественные и личные неимущественные права. Правоспособность юридических лиц предполагается ограниченной (целевой), ибо юридическое лицо по общему правилу может иметь только такие гражданские права, которые соответствуют определенным законом и (или) учредительными документами целям его деятельности, и соответственно может нести лишь связанные с этой деятельностью обязанности»117.

Представляется, что следует согласиться с позицией В. А. Белова о нецелесообразности соотношения правоспособности юридических и физических лиц между собой, поскольку каждую из них по отношению к другой можно назвать как общей, так и специальной118. Более того, это не имеет никакого практического значения. В качестве добавления упомянем, что употребление дореволюционными и советскими юристами термина «специальная правоспособность» было оправдано действительной постоянной ограниченностью объема прав и обязанностей, которыми могли обладать юридические лица, со стороны их учредительных документов и закона (подобно тому, что мы сегодня имеем у некоммерческих организаций). Это, в общем-то, подтверждается текстами приведенных выше авторов. Заметим, что ограниченность объема прав и обязанностей юридического лица его учредительными документами как общее правило было присуще не только российскому правопорядку. Так, LorraineTalbot в своей монографии “Criticalcompanylaw” пишет: «Согласно общему праву компания должна была осуществлять только ту деятельность, которая указана в пунктах ее устава, посвященных целям. Доктрина превышения правоспособности устанавливала, что если компания заключала договор, предметом которого были цели, не закрепленные в уставе, такой договор считался заключенным с превышением правоспособности и не имел юридической силы»119. К шестидесятым годам ХХ века эта доктрина в Англии уступила место принципу общей (универсальной) правоспособности компаний.

Комментируя отмеченное выше мнение В. А. Белова, добавим, что, несмотря на действительную «ненужность» сравнения правоспособностей юридических и физических лиц между собой, подобная классификация, произведенная в границах конструкции юридического лица, чрезвычайно важна.

Юридические лица обладают различной правоспособностью. Это объективная данность, подкрепленная нормативным регулированием. Но и здесь исследователи не сходятся в терминологии и в самих основаниях деления. В литературе можно встретить упоминания о правоспособности «специальной», «ограниченной», «целевой», «исключительной». И не всегда употребление одной и той же языковой единицы подразумевает эквивалентный смысл.

Анализируя действующее законодательство, исследователи более или менее единодушны в признании за большинством коммерческих организаций общей (универсальной) правоспособности, т.е. возможности иметь гражданские права и нести гражданские обязанности, необходимые для осуществления любых видов деятельности, не запрещенных законом (п.1 ст. 49 ГК РФ)). Однако на этом единодушие и единообразие в словоупотреблении практически заканчиваются. Например, интересная классификация предложена И. В. Ершовой. Не останавливаясь на том аспекте, что ученый говорит о хозяйственной правоспособности, следует признать, что эта классификация вполне может быть применена к гражданской правоспособности. Итак, И. В. Ершова предлагает выделять помимо общей правоспособности, ограниченную, специальную, и исключительную. Под ограниченной правоспособностью здесь понимается правоспособность, ограниченная самим юридическим лицом в своих учредительных документах. Под специальной – возможность иметь права и нести обязанности, соответствующие целям деятельности, предусмотренным в уставе (унитарные предприятия и некоммерческие организации). Исключительной компетенцией обладают юридические лица, избравшие для себя вид деятельности, при ведении которой законодателем установлен запрет на осуществление какой-либо другой предпринимательской деятельности120.

Другое соотношение предлагает А. Ш. Хабибуллина, выделяя два вида правоспособности: общую и специальную. При этом специальную предлагается разделять на два подвида: целевую и ограниченную. Под ограниченной понимается «правоспособность, которая может быть установлена в отношении любых видов юридических лиц с момента наступления определенных обстоятельств, препятствующих дальнейшему функционированию организации как полноценного субъекта права и участника гражданского оборота»121.