Шрифт:
– Не, – мотает головой. – В «Сигнале». В клубе там.
– Не понял, – прикинулся я, уже прикидывая, чем это нам будет грозить.
– Ну ты и тормоз сегодня! – даже удивилась сестра. – Все просто. Завтра днем выжигаем на Красном лугу круг… но чтобы никто не видел… ну, вытаптываем еще немного… лучами в стороны… Вечером вы устраиваете ваш салют. А потом рано утром, часов в пять… а лучше еще раньше мы с тобой сваливаем в «Сигнал». А пацаны потом с утра бегут к Балабановым и истерику закатывают: видели, как нас пришельцы похитили!
Тут я расслабился:
– Так Балабановы и поверят! Особенно тетя Люся.
Вот что я понимал уже ясно: у Сашки вызрела изощренная месть тете Люсе за то, что тетя Люся в отсутствие наших родителей, а главное – мамы Лины, решила учить Сашку, как жить и как должна себя вести благовоспитанная девочка из интеллигентной, образованной семьи… и почему ей не подобает дико свистеть в два пальца – указательный и мизинец, сидя при этом верхом на заборе. Да, у нас в Загривках традиционно по заборам аккуратную красивую планочку сверху прокладывают, удобную для кота Валтасара и его собратьев и, как оказалось, для моей сестры.
– Артурчик изобразит, как надо, он же в театральной студии… – уже четко распределила роли сестренка. – Ты ж видел, как он придуриваться может.
И правда, Артурчик мечтал стать актером или банкиром (а когда вырос, стал разводить осетров на Волге, но это отдельная история) – он слыл звездой школьного театра. А уж ради Сашкиного внимания сыграл бы как кинозвезда мирового масштаба. Зал зарыдал бы!
– Ну… – признал я.
– А Черный поддержит, – продолжала сестра излагать уже продуманный ею план. – Не заржет. Он умеет не заржать, когда надо. Уже три раза в «гляделки» у меня выигрывал.
– А дальше что? – еще колебался я.
– Они потащат тетю Люсю на луг, уговорят… напомнят про салют… Не, ну тетя Люся сначала не поверит, а потом все равно искать начнет… А нас все нет и нет…
Помнится, я даже по-взрослому рассуждать принялся:
– Ты хочешь ее до инфаркта довести?… Чтоб она в полицию заявление написала? Чтоб нас волонтеры начали искать?
– Не, ну мы вечером уже придем домой… можно даже раньше, – слегка сдала назад эмоции Сашка, – я такая… шарахнутая… ты такой… шарахнутый. Ты еще можешь себе немного щеку обжечь… для доказательства… ничего не помним… вспышка была… ну, просто приколемся… слухи-то все равно пойдут…
У меня винтики-шестеренки в мозгах покрутились немного. Возникли новые опасения.
– Мы там давно не были… с прошлого лета. Не, ну без мобил стремно как-то…
– Почему без мобил?! – удивилась Сашка. – Возьмем, конечно. Павлинам отзвонимся… а потом выключим… до вечера… или не будем выключать на всякий случай, но пользоваться не станем… Тетя Люся все равно не решится Павлинам звонить, пока нас не найдет. Понятно же!
Картинка становилась интереснее, но что-то я еще жался… даже сам себе потом удивлялся, почему так.
Ведь я всегда был падок на приключения. Может, что-то предчувствовал. Однако сестренка всегда знала, какую кнопку во мне нажать.
– Короче! Ты еще не раздумал Траве понравиться?
Так незаметно на сцене, а вернее пока за сценой, появился еще один герой, а вернее героиня событий… И дальше она будет самой незаметной и тихой и вроде бы совершенно не при чем… Да и вообще, жизненный опыт убедил меня в том, что в тихом омуте могут не только черти водиться, но и другие существа, куда более таинственные и симпатичные…
В ту пору я не мог бы членораздельно объяснить, что такого притягательного было в Вике Ковылиной… Ее не сравнишь с моей сестренкой, настоящей голубоглазой северной красавицей. Круглолицая такая, курносенькая, с ротиком небольшим. В больших очках с черной оправой. И сама брюнетистая, с двумя водопадами темных тонких волос по плечам. Она не любила делать хвост. Ну да, стройненькая такая, этого не отнимешь. Одевалась тоже со вкусом… Не дурнушка, но…
Она жила летом с бабушкой и реально ни с кем не водилась. Ни компании, ни подружек, хотя вроде как ее все знали и со всеми она приветливо здоровалась… И со мной, и с сестренкой. Но не более того. И на речке, на пляже, я ее ни разу не видел. На участке то с книжкой в гамаке покачается, то с нею же на шезлонге полежит в купальнике… Загар к ней как будто не приставал, несмотря на то, что брюнетка… То даже у калитки на лавочке посидит. Тоже с книжкой. Да-да, и с планшетом, и со смартфоном в руке я ее тоже никогда не видел. Вот кому реконструкция была бы явно не в тягость и не в скуку! Совсем тихая такая героиня… Поэтому сестренка ее «Травой» и обозвала – во-первых, от травы ковыля, давшей фамилию, а во-вторых, потому, что «тише воды, ниже травы»… Замечал я иногда, что бабушке она помогала, на террасе у плиты возилась… Иногда зачем-то в город бегала, но явно не в магазин за продуктами; у нас он рядом. И всегда с пустыми руками возвращалась… Вот такая таинственная… И вроде всегда такой была, сколько я ее помнил в Загривках. А чтобы родители появлялись с ней, такого тоже не помню…
Подкатить к ней я робел уже потому, что она, насколько я знал, была нас на год старше. А для четырнадцатилетнего пацана год выше – это уже очень серьезная планка для прыжка…
В общем, после жирного намека Сашки я был готов подписаться на любую авантюру, хотя в ответ только хмыкнул и плечами передернул… Я даже ни разу не говорил сестренке, что меня тянет к Вике, что типа запал. Но нам друг другу и говорить ничего такого не нужно, когда дело чувств касается, а не авантюр. Мы и так все друг про друга знаем, насквозь друг друга видим. Как говорила тетя Люся про нас с сестрой: «Вы вдвоем – одно и то же, только разного рода».