Валерий Киселев
Заплачено кровью
Документально-художественное повествование
Книга рассказывает о боевом пути 137-й стрелковой дивизии, сформированной в Горьковской области в 1939 году. Дивизия первой из 50 горьковских соединений выехала на фронт 25 июня 1941 года и сражалась на Западном направлении против наиболее сильной группировки вермахта, 2-й танковой группы Г. Гудериана, трижды прорывалась из окружения и внесла весомый вклад в Победу. Книга - итог многолетней поисковой работы. Автор изучил тысячи страниц архивных документов, разыскал и опросил более 350 ветеранов дивизии, с поисковыми группами прошел пешком весь боевой путь дивизии 1941-1942 года. Автор в художественной форме рассказывает о героических и трагических судьбах бойцов и командиров дивизии.
СОДЕРЖАНИЕ
"В строй - с июня, в бой - с июля"
"Смерть на войне обычна и сурова..."
"Ты помнишь, Алеша..."
"Мы мертвым глаза не закрыли..."
"А коль придется в землю лечь..."
"Опять мы отходим, товарищ..."
"Нас пули с тобою пока еще милуют..."
"Простите пехоте..."
"Мы не дрогнем в бою..."
"Темная ночь, только пули свистят..."
"А до смерти четыре шага..."
"Я убит и не знаю..."
"В СТРОЙ - С ИЮНЯ, В БОЙ - С ИЮЛЯ..."
– Командир, а, командир... Товарищ лейтенант!
– перешел на официальный тон красноармеец Новиков, заметив, что у спящего взводного дрогнули ресницы.
– Станция. Разрешите за кипятком сбегать?
Лейтенант Валентин Вольхин посмотрел на часы: "Уже четвертый...". В проеме вагона светало.
Надев пилотку и подтянув ремни, Валентин шагнул к двери вагона. В нос, как и на всех станциях, где останавливались воинские эшелоны, ударил крепкий запах мочи. Бойцы его взвода спали вповалку, некоторые негромко похрапывали. Вторые сутки слушал Вольхин перестук вагонных колес, привык, и тишина уже казалась странной. Где-то в голове эшелона запыхтел паровоз, на соседних путях раздался легкий и протяжный перестук вагонов - шла сцепка. В вылезшей из-под соседнего вагона фигуре Вольхин узнал командира полковой батареи сорокапяток лейтенанта Бориса Терещенко.
– А ты что не спишь?
– спросил он.
– И здесь уже бомбят, надо же. В Брянске мы, оказывается. Наверное, долго простоим: впереди пути ремонтируют.
– Если из Москвы на Брянск повернули, то скорей всего на Украину повезут, как думаешь?
– спросил Вольхин.
– Кто знает... По мне, лучше бы туда, может быть, через Полтаву поедем.
– У Терещенко там жили родители.
– Из Брянска на Полтаву не попадешь...
– с сожалением подумал Борис, вспомнив карту.
– А помнишь, вчера в Москве, когда к нам товарищ Щербаков подходил, я его намек так понял, что мы в Белоруссию едем.
– Станет он тебе намекать! Просто так сказал, и все. А думаешь, он знает, куда мы едем?
Но в голове у Вольхина тоже сидела эта случайно оброненная Щербаковым фраза: "Ну что, выдержат сапоги Пинские болота?" - "Пинские! В Белоруссию направляют!" - мелькнула тогда мысль. Но Щербаков, конечно же, хотя и был секретарем ЦК ВКП (б), вряд ли знал, куда направляется их дивизия, если об этом не знали ни начальник эшелона, ни командир полка.
Из-под соседнего эшелона показался бегавший за водой Новиков. В руке он держал ремень, а на нем болталось с десяток солдатских фляжек.
– Быстро ты. Недалеко, значит, вода?
– спросил его Вольхин.
– Вагонов через пять пролез. Товарищ лейтенант, тут в эшелоне немцы пленные, в теплушке. Пробегаю - слышу, говорят по-немецки, да так громко, я даже обмер. Часовой сказал, что это летчики. Я заглянул в вагон - ну и морды...
– Залезай скорей, стоишь тут без ремня, вон ротный идет.
– Вольхин! Это у тебя люди бегают? Почему часового не видно?
– сердито спросил подошедший командир роты старший лейтенант Цабут, подтянутый крепыш с кривыми "по-кавалерийски" ногами.
– Первухин!
– громко крикнул Вольхин.
– Здесь я, товарищ лейтенант, - выглянул часовой из вагона.
Вольхин сел на пол вагона. Спать уже не хотелось, да и совсем рассвело. "Эх, ведь собирался записывать впечатления", - подумал он и достал из планшета записную книжку. Вздохнул глубоко, задумался, стараясь привести в порядок впечатления последних дней.
Всего лишь неделю назад плыл он на прогулочном теплоходе в Васильсурск, начинался отпуск после экзаменов в школе, где он работал учителем математики, и вдруг на тебе, война. "С корабля на бал", - с иронией подумал Валентин и вспомнил, как он слушал на пристани выступление по радио наркома иностранных дел Молотова, все стараясь связать его слова о начавшейся войне с заявлением ТАСС от 14 июня. В голове тогда только стучало: "Война... Но как же так?". С пристани он, не заходя домой, побежал в военкомат. Последние два года его частенько призывали на сборы, как лейтенанта запаса.
Сейчас он с трудом вспоминал подробности этого первого дня войны. В военкомате принял по списку бойцов своего взвода. Потом через кремль спустились в Красные казармы и там получили снаряжение и оружие. Когда принесли ящики с винтовками, он понял, что дело серьезное и, видимо, надолго. Это пока все переодевались в военное, была надежда, что все образуется, их немного подержат, пока правительства СССР и Германии ведут переговоры, и отпустят домой.
Вечером удалось сбегать проститься с матерью. Ночевать предстояло уже в казарме. Мать была удивлена, увидев сына в форме, и никак не хотела поверить, что завтра возможна отправка на фронт. Вспомнились ее растерянные, заплаканные глаза, казавшимися тогда лишними и даже обидными слова: "Будь осторожен, береги себя, береги себя, сынок". Он не чувствовал ни страха, ни растерянности, была, наоборот, мальчишеская радость, что едет на фронт одним из первых. Никогда еще он с такой гордостью не надевал форму.