— Покажите мне ваше ружье, — спешиваясь, попросил Ведин старика. Тот неохотно подал ему свой мультык.

Приклад, грубый и тяжелый, был сделан, очевидно, значительно позже, чем ствол. Но ствол был таким, что ружье не хотелось выпускать из рук, — из великолепной стали, с золотой насечкой арабской, стилизованной вязью. Судя по виду, ковали его в Сулеймании — столице курдов в Ираке, — славившейся в старину своими ружьями.

— Давно оно у вас? — спросил Ведин.

— Очень давно. Я его приобрел в год тигра.

— А сколько тигров?

— Не помню, или три, или четыре.

Старинный таджикский календарь состоял из двенадцати лет: мышь, бык, тигр, заяц, рыба, змея, лошадь, баран, обезьяна, курица, собака, свинья. 1961 год выпадал на год быка, и Ведин высчитал, что ружье у старика не то сорок один, а не то и все пятьдесят пять лет.

— А почему вы не купите себе нового ружья?

— Привык, — ответил охотник. — Хорошее ружье. К вашему ружью нужны патроны, а мое заряжается просто так.

— Послушайте, — предложил Ведин, — давайте меняться…

Он снял с плеча и протянул старику свою дорогую ижевскую бескурковку шестнадцатого калибра.

Старик внимательно осмотрел ружье Ведина.

— Вы собираетесь сдать мой мультык в дом, где хранятся старинные предметы?

— Нет, я просто сам люблю старое оружие.

— Что ж, тогда поменяемся.

Ведин отдал охотнику еще и патронташ с патронами, а старик ему свои припасы. Прощаясь, охотник провел обеими ладонями по лицу сверху вниз — как это делают в знак особого почтения.

«Этот древний мультык мне еще очень пригодится. Он мне уже пригодился, — думал Ведин, снова выезжая на тропу. — Но об этом я потом… А сейчас в лепрозорий».

Ему было чуждо особое любопытство, побуждающее иных людей посещать лечебницы для душевнобольных, морги или операционные. И, несмотря на то, что он еще прежде слыхал о расположенном в горах, на берегу реки лепрозории, он заинтересовался тем, что же представляет собой это необычное учреждение, только теперь, когда это было связано с интересами его службы.

Собираясь в лепрозорий, Ведин сумел подавить в себе чувство брезгливости и страха перед проказой. Он мог бы, правда, направить сюда кого-нибудь из подчиненных ему сотрудников отдела, но разобраться сначала самому, составить сначала собственное впечатление и, наконец, выполнить самому то, что ему казалось самым трудным и неприятным, было его давним принципом.

Главный врач лепрозория, толстый, мрачный грек, по фамилии Маскараки, и не скрывал того, как он недоволен и озабочен приездом Ведина.

— Я не могу разрешить вам это свидание, — сказал он, глядя в угол. — Человек очень болен. Это запрещено нашими правилами. Эта встреча не поможет, а только повредит больному.

— Судя по тому, что вы говорили перед этим, — возразил Ведин, — ему уже ничто не может особенно повредить. Но увидеться с ним мне необходимо. И при этом наедине.

— Ну, как хотите, — решил Маскараки. — Но я снимаю с себя всякую ответственность.

— Да, вот еще что, — нерешительно сказал Ведин. — Я не очень разбираюсь в этой штуке… Так как мне?.. На каком расстоянии надо держаться? И можно ли здороваться за руку?

Маскараки дико посмотрел на Ведина, со свистом втянул в себя воздух и выпучил глаза.

— Ну, знаете, — сказал он наконец. — Вам известно, как распространяется проказа?

— Нет, — ответил Ведин.

— И мне не известно. Хотя я занимаюсь этой болезнью тридцать лет и имею научные труды. Ни в коем случае не здороваться за руку. Ни в коем случае не допускать непосредственного контакта.

— А разговаривать на каком расстоянии?

— Что значит — на каком расстоянии? На обычном, как мы с вами говорим. Или вы считаете, что раз хотите поговорить по секрету, так должны шептать ему на ухо?

— Нет, — сказал Ведин спокойно. — Я так не считаю.

— Его приведут сюда, в мой кабинет. А я уйду из своего кабинета… Вас это устроит?

— Я могу пойти к нему… — сказал Ведин.

— Нет, это не нужно. Он придет сюда.

— Товарищ Седых? — спросил Ведин, протягивая руку вошедшему. — Майор Ведин.

Он так растерялся, что силился и не мог улыбнуться. Перед ним был человек в сером фланелевом халате со странным и страшным лицом, напоминавшим морду льва.

— Я не здороваюсь за руку… Боюсь заразиться гриппом, — ответил Седых ненатуральным, сиплым и лающим голосом, который уже не удивил Ведина, так как такой или похожий голос и должен был быть у такого человека.

Седых убрал руку за спину.

— Что вам нужно? Зачем вы меня вызвали?

— Сядем, — предложил Ведин.

И они сели на стулья по обе стороны директорского стола.