Но это поступок, который нельзя исправить. Необратимый, как говаривал Унди Мышатник, упокой Тьма его нетрезвую душу. А необратимых поступков надо остерегаться. Потому что их нельзя исправить.

Тупо глядя в костёр, я вернулся на место. Карса, лишённая моей руки, ловила теперь колышущиеся стебельки травы. Играй, зверь, играй, думать тебе придётся после пересвета. А мне можно будет поиграть.

Если снова не вернётся память.

Поспела еда, и я отвлёкся. Карса тоже отвлеклась: запечённое мясо пришлось ей по вкусу.

А на сытый желудок я принял решение. Решение было простым и уклончивым: не спешить. Будущее покажет. Я запомню всё… И нужно найти способ рассказать обо всём Тури. Но… Не сейчас. Завтра. Или послезавтра. Почему — я и сам не понимал. Просто бывают моменты, когда возникает твёрдая убеждённость во всём, твёрдая, но необъяснимая. В такие моменты я обыкновенно ни о чём не думал и плыл по течению, и течение ещё ни разу не выбросило меня на мель. Правда, на стремнине иной раз дух захватывало. Но куда же без волнений в опасном и враждебном мире? Тогда и на свет появляться не стоило. Правда, от нас появление на свет мало зависит. Впрочем, раз уж появились, спешить во Тьму не следует. По крайней мере, я так думаю.

И я, не тронув бусины в ошейниках, двинулся дальше. Ветер успел обсохнуть и отдохнуть. Правда, седло ещё оставалось мокрым, но в непромокаемой хорингской одежде это меня мало волновало.

Проехали мы довольно много. Забрались в самое сердце каменистых пустошей. Всё время приходилось огибать особо крупные глыбы, преграждающие путь. Карса шныряла, то и дело пропадая из виду. Однажды я заметил, что шерсть на морде у неё подозрительно выпачкана красным — то ли не наелась, то ли решила сравнить печёное мясо с сырым. Надо будет узнать как-нибудь, которое она нашла более вкусным.

В общем, я ничего не подозревал и долго не обращал внимания на сухое потрескивание, сопровождавшее нас едва ли не от самой реки. Не казались эти звуки сколько-нибудь опасными, и всё тут. Потом потрескивание стихло, и за первым же поворотом я чуть не налетел на боевую шеренгу вильтов. Ветер всхрапнул и скрежетнул подковами по камням. Остановился.

Вильты не двигались с места, только заметно шевелили ворсистыми усами да скрипели мощными, как толстые и широкие серпы, жвалами. Хрупкие на вид лапы с зазубренной внешней стороной упирались в каменистую почву.

Н-да. И что теперь? Кстати, меча у меня нет. И самое прискорбное, что ему в данной ситуации и взяться-то неоткуда. Раньше я просто подбирал оружие поверженного врага. Но вильты не пользуются мечами — они сами себе оружие.

Я осторожно соскользнул с Ветра и взялся за двумех. Отцепил. Легонько шлёпнул коня, чтоб уходил — от него в подобной стычке проку всё равно будет немного. Вильтов нельзя победить обычными способами. Во-первых, потому что они неисчислимы, как муравьи, на которых, собственно, они и были очень похожи. А во-вторых, они не страшились смерти, потому что смерть одного вильта ровным счётом ничего не значила для всего гнезда.

Вдруг я понял, что именно видел с высоты на живом рисунке хорингов — конечно же, многочисленные гнёзда вильтов, точнее, те их части, которые выступали на поверхность. Основное гнездо всегда находится под землёй. Идти через территорию, кишащую вильтами — верное самоубийство. Вот, значит, почему эти земли так безлюдны!

Ветер послушно убрался на безопасное расстояние. Вообще говоря, конь убежит от вильта, при условии, что это не вильт-гонец. Но гонец коню повредить ничем не сможет: жвалы у него слабенькие, а зазубрин на лапах вообще нет. Это ж не солдат, которому необходима способность сокрушать даже камень. Однако в сплошном лабиринте скал и валунов вильты, понятно, чувствуют себя как дома, чего никак не скажешь о Ветре.

Я взобрался на покатый бок ближайшего валуна, а потом и на гладкую, поросшую лишайником верхушку. Развязал двумех и принялся деловито вооружаться.

Метательные ножи уже при мне. Кривой хадасский кинжал — на пояс. Кинжал спутника-Тури, потому что своего я не нашёл. Наверное, остался в горах после драки с хорингами. Ыплыкитет, свёрнутый по всем правилам — тоже на пояс. Специальную перевязь с варварскими шариками — поперёк груди. Арбалет, колчан с короткими стрелами — за спину. На левую руку — кастет с тройкой устрашающих шипов. Пальцы привычно скользнули в отверстия, и холодный металл сросся с плотью руки.

Но поможет ли всё моё оружие против вильтов?

Странные это были создания. На первый взгляд они ничем не отличались от муравьёв, только невероятно крупных, размером с добрую свинью. Большинство вильтов, понятно — работники. Отдельная каста — солдаты; их меньше, и это самые серьёзные противники. Разведчики, гонцы, летуны, охотники (вроде солдат, только помельче и пошустрее), наблюдатели… джерх знает сколько разных. Так бы о них и думали, как о муравьях, если бы не одна странность. Некоторые вильты умели говорить. Приходили в людские селения, договаривались об обмене, расспрашивали о самых разных вещах, кое-что рассказывали сами. Денег они не признавали, менялись только вещь-на-вещь. Сами практически не пользовались никакими орудиями, хотя изготавливали некоторые на обмен. Насколько я знал, вильты встречались на юге, за Ривой, и на востоке, вблизи Лиспенса и практически везде вокруг Хадаса, но только в относительно безлюдных районах.