А ещё у них жили три кота, Пашкин кот был с рыжим окрасом и большим белым пятном на морде, ещё два – его младших братьев, Семёна и Степашки, но те были больше белыми, с небольшими вкраплениями рыжей шерсти.

Будучи самым старшим из братьев, каждое утро Павлуша вставал первым и шёл за водой. Деревенский колодец находился у края деревни, и каждое утро там собирались толпы баб и ребятишек, пришедших за свежей водицей.

Однако эти утром там было на удивление пусто. Не, торопясь, набрав воды, Павлуша возвращался домой, пиная лаптями, мокрую от росы траву. Глядя на ещё закрытые ставни деревенских домов, он гордился, что так рано поднялся и принесёт воды раньше всех.

На подходе к дому, задорно выскакивая, словно охотясь его всегда встречал кот. Так и в этот раз, пушистый рыжий комок выскочил из-за ивовой изгороди. Меж тем, вместо привычного урчанья, в этот раз он выгнул спину и грозно шипел.

– Ты чего рыжий, не узнал, что ли?! – хмыкнул Павушка и протянул руку, чтобы погладить друга.

Однако тот, с громким мявом разодрал протянутую Павлом руку в кровь.

От неожиданности, боли и обиды у Пашки навернулись слёзы, он вмиг забыл, что он старший, и захотелось пожаловаться мамке. Но кот, несмотря на разницу в размерах, шипя и рыча, не пускал мальчика, не давая пройти во двор.

– Ах, так! – возмутился Павлуша и выплеснул ведро на кота.

Но вместо воды в ведре оказалась кровь.

Огромная лужа разлилась у калитки, и тонкие ручейки потекли к лаптям Павлуши. Мокрый кот смотрел на него, ярко-жёлтыми глазами, не мигая, вздыбленная шерсть съёжилась от выплеснутой крови, а из оскаленной морды, особо выделялись тонкие крохотные клыки, с которых стекали бурые капли.

Цап. Цап. Цап.

Павел хотел заорать, но даже не смог открыть рта. В немом ужасе он забежал в дом, под защиту родителей, и прямо с порога нырнул под одеяло на печку, где спали отец и мать. Обнимая и вжимаясь всем телом в маму, он начал трясти её, стараясь разбудить.

– Маменька, маменька проснись! Мне страшно! Мама!

Мать смотрела на сына немигающим взглядом. В этом доме все были мертвы.

Ливень, не прекращаясь, шёл уже пятый день, казалось, его гул заполонил собой всё в округе, он отражался от стен и мебели, звучал в немытой чугунной посуде, и, казалось, уже в голове.

Старая соломенная крыша неоспоримо проиграла битву дождю, и с потолка, словно из ран, то и дело падали крупные капли на пол. Полное бессилие и беспомощность пред непогодой сводило с ума.

Цап. Цап.

Старуха, не шевелясь, лежала на единственной кровати в доме. Пожелтевшие выпученные глаза, дряблое тело, с посеревшей кожей, закутанное, под двумя одеялами, перевязанная голова, лоскутами из старой простыни – она походила скорее на мумию, чем на живого человека.

Конец ознакомительного фрагмента.