— Что же, вейра, в свете нашей ошибки, я допускаю вас к последнему экзамену, — Рейнхард плеснул на меня сталью глаз и саркастично повел рукой вдоль стола. — Для остальных экзамен продолжится чуть позже, раз уж ваш дар, позволяет вам избежать транса. Ну же, смелее, вейра Клео.

Я немного поёжилась под огнём перекрестных драконьих взглядов и смело шагнула к столу. Во всеобщем молчании я прошла вдоль столешницы, ломящейся от магических диковин, неспешно выбирая вещь, с которой я могла бы ужиться на период обучения в Академии. Экзаменаторы этого не говорили, но, скорее всего, эта вещь будет использоваться в обучении. После беглого осмотра меня привлек маленький сундучок, из которого я вытянула волшебной красоты платье, расшитое мелким речным жемчугом и перламутровыми чешуйками. Платье переливалось огнём и почти ничего не весило, не говоря уже о том, что оно просто не могло уместиться в такой малой шкатулке. Задумчиво отложила платье и прошла дальше, взгляд упал на ожерелье старинной работы — грубо обработанная каменная оправа на металлической цепочке держала тускловатый камень размером с голубиное яйцо. Оно мне действительно понравилось, куда больше платья, но вот вес… Весило оно килограмма три, не меньше. Таскать на шее три килограмма я была не готова, это у драконов шеи каменные, не то, что у меня.

— Поторопитесь, вейра, этот экзамен не только для вас, — нервно окликнул меня один из экзаменаторов.

Драконы, затаив дыхание, смотрели, как я перебираю их законные сокровища, отслеживая каждый мой жест, каждый шаг. Я поймала на себе внимательный, ястребиный взгляд ректора, но заставила себя вернуться к поиску.

— Я ещё не все осмотрела, — пояснила хмуро.

Устремленные взгляды, агрессивный драконий натиск, ощущаемый почти физически, меня не смущали. Я привыкла быть главным объектом интереса в многочасовых обследованиях, поэтому равнодушно повернулась к драконам спиной и вернулась к поиску. Ради меня консилиумы собирали, а я сидела чуть не голая, разрешая себя вертеть и покорно то открывая рот, то наклоняясь, то поднимая руки. А тут хоть и драконы, зато я одета.

Пожала плечами и вернулась к осмотру странных ценностей.

Поочередно меня заинтересовали набор маленьких гравюр, портретное полотно неизвестной драконицы, свернутое в рулон, и мужской шейный платок, который, казалось, буквально соткан из синих нитей, вроде тех, что были на первом экзамене. Я уже было совсем решилась взять платок, когда увидела ее. Книгу.

В потускневшей черной обложке с потертыми уголками, со слипшимися, пожелтевшими и пошедшими волной страницами, они лежала в самом конце стола и казалась незваным гостем среди среди сияющих ослепительными нарядными сокровищ. Весила она, как и должна весить книга и в моих руках казалась не такой уж и большой.

— Я возьму это.

С удовлетворенной улыбкой я показала книгу экзаменаторам, и те ошарашено замерли.

— Вы уверены? — запинаясь уточнила каштановая драконица, завороженно глядя на книгу.

— Подумайте, вейра, — поколебавшись вдруг вмешался нир Кантус. — Перед этим вы смотрели очень достойные предметы, и вдруг… Это очень опасная вещь.

— Чем опасная? — резко уточнил Рейнхард и тут же протянул ко мне руку: — Дайте сюда, вейра.

Нетушки. Мое. Я даже отступила на шаг, прижав книгу к себе покрепче. Впервые за последнее время у меня появилась надежда на свободу, на обучение, на жизнь пусть без Клависа, но с достоинством. И эта книга вдруг одномоментно стала частью этой надежды. И если моя радость попадёт в загребущие драконьи лапы, то больше мы с ней не увидимся. Надо заметить с правилами Академии полная беда, ниры экзаменаторы меняют их на ходу

— Нет, я ее выбрала.

— Она опасна! — на этот раз воскликнули сразу двое экзаменаторов.

Рейнхард уже встал с кресла и приблизился ко мне с той животной драконьей грацией, что заставляет беспокоится девушек с психикой и покрепче, чем у меня. Но книгу отдавать не собиралась, я уже чувствовала ее чуть не родной.

— Ну-ну, досточтимые ниры, не стоит волнения, — с отеческой снисходительностью отозвался нир Байлок. — Этот предмет положил для второго экзамена три тысячи лет назад сам основатель Академии. Рей, ты стал ректором всего полгода назад и многого пока не знаешь, но не стоит так волноваться, ты повторяешь путь своего кумира, доверяй ему.

— Конечно, я очень доверчивый, — Рейнхард без тени сомнения положил руку на книгу и сразу же отдернул, задумчиво потирая ладонь. — Отвергает.

— Предмет был выбран, — посочувствовал Байлок. — На ближайшие три года он признает только вейру из клана Тарвиш. У вейры сложная судьба, я вижу нити, из которых священные драконы ткут полотно ее жизни, и готов взять ее ученицей.

— Но вы же не берете учеников! — воскликнул один из экзаменаторов.

— Маленькая вейра понравилась мне, — не стал отрицать старик. — У нас похожий дар и сходная магия, мне будет легко.

Рейнхард нечитаемым взглядом окинул Байлока, а после меня, лицо его приобрело насмешливое выражение.

— Эта маленькая вейра, нир Байлок, съест вас вместе с вашим великолепным драконьим хвостом и не поморщится. Я сам возьмусь за ее кураторство.

— Вряд ли у нее атакующая магия, — усомнилась драконица, окинув меня словно бы пренебрежительным взглядом.

Так смотрят на вещь. Так смотрела Альене.

Так посмотрел на меня Клавис в тот последний день, под сводами храма.

Недалек тот день, когда также на меня посмотрит и ректор из клана Винзо. Потом, после того, как окончательно меня уничтожит. Правила Академии настолько по-животному субъективны, что ему ничего не стоит превратить мою жизнь в ад на земле. Драконам не свойственна жалость, драконы презирают слабость, драконы выбирают равного противника, а я таким противником не была.

— Это не имеет значения, мой уровень позволяет вести и ткачей, и чтиц, и кукол.

— У нас воинов половина Академии, зачем брать в нагрузку эту слабенькую вейру? — зажурчал старикан, добродушно поглядывая на меня. — Отдай мне, у меня не забалуешь, тебе ли не знать…

Ректор легкомысленно усмехнулся, но во взгляде, брошенном на меня, не было ни доли этой легкости, только уверенность, что мне никуда от него не деться. В серой заводи его глаз мелькнул вертикальный драконий зрачок, а после снова сделался нормальным, обманчиво-человеческим.