Поздней осенью 1577 года судно «Галант» покинуло плимутскую гавань, унося в просторы бескрайнего океана троих друзей — корабельного хирурга Витуса, «неистребимого сорняка» Магистра и неунывающего Энано. Позади остались Англия, дом, где любят и ждут; впереди — полное опасностей путешествие к берегам Нового Света в надежде отыскать Арлетту. Подобно Орфею Витус готов идти за любимой хоть в преисподнюю, но кто знает, какие «муки ада» уготовила ему судьба?.. Однако, пока рука друга лежит на твоем плече, почему бы не дерзнуть и не сразиться со смертью — а там поглядим, кто кого.
ПРОЛОГ
Лишь глаза выдавали, что в человеке есть жизнь. Черные, как уголья, полные ненависти глаза на неподвижном лице, которое по вискам и щекам было раскрашено ярко-красными ломаными линиями. Через наголо выбритый череп ото лба к затылку шел гребень волос цвета воронова крыла, в котором торчало одно-единственное орлиное перо. Шея, руки до локтя и ноги до колена были сплошь покрыты татуировкой.
Человек этот был алгонкин [1] . Он вышел на тропу войны. Все утро он провел, почти не шелохнувшись, в жестком кустарнике, из которого открывался вид на восток и на юг, на табачные плантации. Всего пару раз коротким жестом руки он поддерживал контакт с соплеменниками, сидевшими в ожидании у западной оконечности острова в выдолбленных из березы каноэ — быстрых челнах, на которых они приплыли сюда с материка.
1
Алгонкины — группа родственных по языку индейских племен Северной Америки, живших некогда на большом пространстве от Атлантического побережья до Скалистых гор. В то время, о котором идет речь в романе, существовали четыре группы алгонкинов: северо-восточная (кри, монтанье, наскапи, микмаки и др.); приатлантическая (абенаки, наррагансеты, массачусеты, поухатаны и др.); центральная (могикане, делавары, Майами, иллинойсы, оттавы, оджибве, шауни, собственно алгонкины, меномини и др.) и западная (черноногие, чейенны, арапахо, ацина). Многие из них оставили след в топонимике США и Канады. — Прим. ред.
Время нападения еще не пришло, хотя солнце стояло почти в зените, а из болот поднялись тучи комарья, которое набрасывалось на все, от чего исходило тепло и запах крови. Острый глаз лазутчика следил за кропотливой работой черных рабов, выкорчевывавших деревянными мотыгами сорняки, чтобы они не заслоняли солнце росткам табака. Молодая белокожая женщина с волосами красными, как медь в ожерелье алгонкина, присматривала за ними. Медноволосая восседала на огромном животном, которое бледнолицые называли лошадью. Лазутчик уже не однажды видел таких зверей, и всякий раз они производили на него неизгладимое впечатление. В этих животных обитал могучий дух, который умножал их силу и скорость, если на них сидел человек. К тому же у многих седоков были длинные палки, изрыгавшие огонь, который нес смерть даже на дальнем расстоянии. У этой женщины такой палки не было, но осторожность никогда не помешает. Лучше уж подождать, когда она уберется. Или спешится. Сейчас она смеялась, потому что черный показывал ей зеленую гусеницу величиной с палец, которая, оторванная от своей кормушки и опоры, круто сворачивалась и распрямлялась. Раб робко улыбался женщине, но смотреть прямо в глаза опасался. Вот он бросил гусеницу в корзину с сорняками и снова с рвением принялся за работу.
Уголок рта дозорного презрительно дернулся. Чернокожие трусы! Не отваживаются подняться против белого, который заставляет их выращивать упповок. Невообразимо для воина-алгонкина! Шаману племени открылись благоприятные знаки, и он предрек ему и братьям победу. Большую победу. Правда, он видел и другое. Он видел, что бледнолицые снова придут из-за моря. Много белых мужчин, и женщин, и детей. Десять, нет, двадцать раз столько, сколько пальцев на одной руке. И это будет в не слишком отдаленном будущем. Но храбрый воин не должен бояться! Лазутчик невольно сжал боевой топор, висевший на поясе. Пояс назывался вампум и был изготовлен из белых и лиловых морских раковин, которые служили ему для счета и обмена. Лиловые чужаки называли их «пик», белые — «роанок».
Алгонкин снова застыл в полной неподвижности, но внутри него бушевала ярость. «Роанок!» — свирепо думал он. Как захватчики называли белые раковины, так назвали и остров, который они с красными братьями вернут себе еще сегодня! Роанок-Айленд.
— Дьявол и все двенадцать апостолов с ним! Я вытяну плеткой твою поганую ниггерскую спину, если не раздуешь меха как следует, не будь я старшим надзирателем этого чертова острова!
— Да, масса Мерфи, — чернокожий, прозванный Инкпот — Чернильница, испуганно закивал.
Он стоял перед полыхающим костром, который был разожжен в устье Доу-Крик.
— Сильней, сильней, жми сильней! Жар должен быть таким, чтоб железо добела раскалилось, а то проклятые ниггеры не получат глубокого клейма. Сто раз уж тебе говорил!
Мерфи вынул изо рта глиняную трубку и ткнул ею в сторону залива Шаллоубэг-Бэй, в котором встал на якорь корабль с невольниками.
Инкпот удвоил усилия. Это был поджарый старик с завитками седых волос и скрюченной от непосильной работы на плантациях спиной. Угли раскалялись, а вместе с ними и железное клеймо, на конце которого были вытеснены буквы ТК — Томас Коллинкорт, хозяин и властелин этого острова и всех табачных плантаций на нем.
— То-то, ниггерское отродье, только плетку и понимаете! — пробормотал Мерфи и снова сунул свою глиняную трубку в рот. — Когда тискаете ваше чертово бабье, не так жеманитесь, — он выпустил густой клуб дыма. — Жаль только, чертовски мало выжимаете! — Мерфи заблеял над собственной шуткой. — Мастера Томаса чертовски устроило б, чтоб ваши бабы чаще котились, тогда б ему не пришлось то и дело хлопотать о дорогом подвозе.
Томас Коллинкорт и в самом деле уже не раз ездил в Гавану закупать на невольничьем рынке новую рабочую силу. Вначале он попытался обойтись индейцами, но рабы из Африки оказались куда послушнее и выносливее. И все же жара, лихорадка и скудная однообразная пища косили их — мало кто выдерживал больше двух лет.
В этом году Коллинкорт опять был на Кубе и приобрел восемь новых рабов: семь мужчин и одну женщину. Женщину он вначале не собирался покупать, но потом передумал из-за ее тугих полных грудей и, главным делом, потому, что она была еще девственницей. После этого он срочно вернулся на Роанок, разумеется, вначале заключив с торговцем сделку на перевоз товара.
Парусник в бухте, мелкосидящее судно под названием «Сантиссима Тринидад», между тем спустило на воду шлюпку, чтобы доставить рабов на остров. Мерфи, который как-то раз плыл морем, смекнул, что матросы не больно-то ловко орудуют веслами, поднимая фонтаны брызг. Утки с истошными криками взлетали из прибрежных камышей.
— Будь я проклят, если этому чертову отродью не потребуется вечность, чтоб добраться до суши! — проворчал Мерфи и повернулся к другому чернокожему, как раз подкатившему тележку. — Эй, Чоппер, ты привез чертовы ярма для этого скота?
— Да, масса. Чоппер возить четыре, как масса сказать. — Чоппер снял с плеч кожаную упряжь и принялся разгружать.
— А поперечины для вил? Сколько чертовых поперечин ты прихватил?
— Восемь, масса. Как масса сказать.
— Хм, — Мерфи пока был доволен, в особенности тем, что Инкпот, не отвлекаясь, усердно раздувал меха. Когда новеньких будут поджаривать, хорошо зашипит!