Кое-где зубы возлюбленной прокусили кожу, а один укус был даже залеплен пластырем.

— Что ж, — заметил я, — должно быть, это больно. Но я не стал бы называть это садизмом.

— Нет? — гневно осведомился Джованни. — Вы что же хотите — чтобы она сожрала меня?

— А почему тебе в ответ не укусить ее? — предложил я.

— Не могу. Ей это не понравится.

Я убедился, что у Джованни в самом деле есть проблемы и главная проблема заключалась в том, что ему неведомо, что такое настоящий садист или садистка.

— Хочешь одолжить у меня книгу, где говорится о садизме? — спросил я. — Может, поможет?

— Хочу, сэр. — Он просиял. — Я прочту ей, и она увидит, что она садизм.

— На твоем месте я не стал бы читать ей всю книгу, — предостерег я Джованни. — Ты ведь не хочешь, чтобы она взялась за плетки и прочие предметы.

— Я сперва прочту сам, — ответил он, поразмыслив.

— Правильно, на твоем месте я взял бы на себя роль цензора. Я принесу эту книгу вечером, Джованни.

— Спасибо, мистер Даррелл, — сказал он и проводил меня до двери, кланяясь и застегивая рубашку.

Два дня спустя Джованни вернул мне книгу, но вид у него был слегка озабоченный.

— Все в порядке, — прошептал он.

— Отлично, — отозвался я. — И что же у вас произошло?

— Когда я прочел ей то, о чем он пишет, она подумала, что я задумал проделать с ней это. И сразу стала возражать: «Нет-нет, ни за что». А я ей в ответ: «Откажись от садизма, тогда и я не буду».

— Она согласилась?

— Ага, согласилась.

— Стало быть, подействовало?

— Сегодня ночью, — он прищурил один глаз, — она была нежная, словно птичка, красивая птичка… совсем ласковая.

— Прекрасно, — сказал я.

— Нет. Теперь она сердится на меня.

— Почему? — удивился я.

— Она была такая красивая, такая нежная, такая ласковая, что я укусил ее, — признался Джованни. — И она говорит, что больше не будет спать со мной.

— Она передумает, — утешил я его.

Однако лицо Джованни выражало сомнение, и к тому времени, когда я уезжал из гостиницы, прекрасная кусака еще не поддалась на его уговоры.

Теперь поведаю о случае с кладовщиком и рабочим, когда я невольно (не без помощи Хэвлока) оказался виновником серьезной стычки; впрочем, все кончилось относительно благополучно, пострадало только меню, когда подгорело главное блюдо дня — овощной суп с лапшой.

Началось все с того, что я открыл кратчайший путь, ведущий к приморским скалам — через подвал нашей гостиницы; до того дня мне приходилось топать не один километр по дорогам. Названный путь пролегал мимо мусорных контейнеров, а потому я нередко встречал кладовщика и кухонного рабочего, славного ирландского парня с ленивой улыбкой, синими глазами, рыжеватой шевелюрой и россыпью веснушек по всему лицу. Прямую противоположность ему являл кладовщик — темноволосый бирюк с угрюмым лицом, которое, впрочем, совершенно преображалось, когда он улыбался. Мне чрезвычайно нравился его голос — низкий, хриплый; в речи кладовщика отчетливо слышался дорсетский акцент. Весть о том, что я представляю собой неисчерпаемый источник познаний о сексе (благодаря Хэвлоку Эллису), просочилась в подвальные помещения, и оба названных симпатичных молодых человека поделились со мной своими затруднениями; первым — кладовщик Дэвид.

— Понимаете, сэр, — начал он, краснея, — она чертовски хороша. И знает, как она мне нравится, знает, что я хочу жениться на ней. Однако ничего не позволяет. Ни за что. Но и с другими чтобы я не делал этого, понимаете? Не то чтобы меня так уж сильно тянуло, понимаете? Но я так рассуждаю — либо она станет делать это со мной, либо я найду для этого другую. Все должно быть по справедливости, сэр, вы согласны?

— Она считает, что воздержание усиливает привязанность, — предположил я и тут же пожалел о своих словах, видя, с какой укоризной он смотрит на меня.

— Мне не до шуток, сэр. У меня от этого плохое настроение, честно. Вот я и подумал, может, в вашей книге есть что-нибудь такое, что я мог бы дать ей прочитать? Такое, ну… чтобы настроило ее, что ли.

— Я дам тебе почитать книгу о сексуальном просвещении и воздержании, — пообещал я. — Однако за успех не ручаюсь.

— Конечно, сэр, конечно, я понимаю. Мне бы только сдвинуть ее с точки, так сказать.

И я одолжил ему шестой том.

А затем ко мне обратился рыжий Майкл. У него были точно те же проблемы. Я-то полагал, что мы живем в снисходительном, терпимом обществе, а тут вдруг обнаружил, что персонал гостиницы руководствуется суровыми принципами эпохи королевы Виктории. Юные особы женского пола ревностно охраняли свою девственность.

— Боюсь, Майкл, — сказал я, — тебе придется подождать. Я как раз отдал Дэвиду том, который тебе нужен.

— А, ему… этому недотепе! Я даже не знал, что у него есть девушка. Да у него, небось, и помочиться сил не хватит, не то чтобы…

— Во всяком случае, у него есть девушка, и он страдает так же, как и ты. Так что отнесись к нему с сочувствием.

— Сочувствие — то, чего мне не хватает, — ответил Майкл. — Эта девушка сведет меня с ума. Она погубит мое здоровье. Даже вера моя страдает из-за нее, а это ужасно для ирландца.