– Ах да, в самом деле. А я что-то сразу и не подумал, что это его отпрыск… Надо признать, парень не глуп и внимателен, раз лист с отпечатком обуви обнаружил. Вы передали эту улику судебному следователю?

– Так точно.

– И что же собирается предпринять господин Славин?

– Он поручил нам проверить весь список пациентов покойного и выяснить, не был ли кто у доктора повторно в день убийства.

– Сколько же там фамилий? – вытащив изо рта сигару, проговорил Фиалковский и водрузился в кресло.

– Сто шесть…

– Хорошенькое дело.

– Если из списка вычесть детей и женщин, останется человек сорок. Судебный следователь подгоняет нас. Трёх полицейских придётся задействовать.

– Славин такой. Всех заставляет спешить, только сам не торопится… Послушайте, а разве дамочка не могла шандарахнуть доктора по голове, например, кочергой или молотком?

– Могла, конечно. Но след на бумажном листе от мужской туфли.

– Да-да, я совсем забыл об этом, – кивнул полицмейстер.

– К тому же, отпечаток указывает на то, что он не мог быть оставлен покойным, поскольку тот носил другой фасон. Мы это уже установили.

– Это правильно. А соседей Целипоткина опросили?

– Ещё вчера. Дворник припомнил, что к нему приходил какой-то человек, но он даже не смог толком описать его рост и комплекцию.

– Ладно. – Фиалковский махнул рукой. – Пусть болит голова у Славина. Это теперь его работа. Наше дело – точно выполнять поручения судебного следователя и не опростоволоситься… Что там у нас за сутки стряслось?

Залевский развязал папку и, перебирая бумаги, доложил:

– Вчера на кухне дома Зозулевских, на Николаевском, найден труп переплётчика Трофима Филиппова. Повесился. Оставил покаянное письмо. Если помните, месяца два назад он взял у часовщика часы, обещал купить, но продал и пропил. Наш доблестный судебный следователь Славин вменил ему кражу, хоть тот потом деньги и вернул. Следствие уже шло к концу, и дело должны были передать в суд. Ему грозило лишение пенсии и тюрьма.

– А какая у него была пенсия?

– Семь рублей в месяц.

– Не особенно разгуляешься.

– Старик выпивал. Перебивался переплётным ремеслом и подачками от безграмотных крестьян, коих он сопровождал к нотариусу и за них расписывался.

– А что в записке?

– Написал, что «лучше умереть, чем позорить на суде свою седую голову и взрослого сына».

– Жаль его. Безвредный был человечишка. Шестьдесят с небольшим ему, если я не ошибаюсь.

– Да, шестьдесят четыре… Его весь Ставрополь знал. Местные ремесленники звали его «кумом», а молодёжь угощала водкой, слушая истории о загадках нашей цивилизации, которые он мог рассказывать часами. Говорят, он успевал не только переплести книгу, но и прочитать её за сутки, независимо от количества страниц.

– А где служит сын покойного?

– В управлении кочевыми инородцами, губернский секретарь.

– Понятно… Что ещё?

– Директор театра принёс список пьес на новый сезон. Намечается сто десять представлений. Все постановки известны и уже шли не только в столице, но и в Москве. Я выдал ему разрешение.

– Опереток много?

– Примерно треть.

– А что вы можете сказать про отгадывателя мыслей? Откуда он к нам пожаловал?

– Приехал из Владикавказа, но перед этим был во Франции. Фамилия Вельдман. Выкрест, а всемирную известность получил. Вроде бы и по заграницам гастролирует. Говорят, с самим писателем Толстым знается. Предсказал ему, что тот доживёт до глубокой старости, но будет отлучён от церкви.

– Вздор!

– И я так считаю. Где это видано, чтобы автора «Войны и мира» анафеме предали! Но афиши пристойные. Дозволил расклеить везде, кроме Александрийской. Нечего им висеть у Присутственных мест. А вот на рынках, базарах и афишных тумбах – сколько угодно. Владыка Владимир хотел было нотицию [20] нам отписать о недопустимости выступления в городе «бесовского шарлатана», как приносящего вред не только духовному, но и физическому здоровью мирян, но потом передумал.

– А что так?

– Предводитель дворянства попросил его отказаться от этой затеи.

– Отчего же?

– Дочь генерала страдает сонной болезнью [21] . Она иногда засыпает на трое суток, и пульс почти не чувствуется. Никакие микстуры не помогают. Её наблюдал покойный доктор Целипоткин. Он прознал откуда-то о гипнотических способностях Вельдмана и его скором приезде из Владикавказа в Ставрополь. Целипоткин тогда и предложил Его превосходительству погрузить её в глубокий гипноз, а сделать это может только Вельдман. Для того, чтобы потрафить владыке, я обязал городского врача присутствовать на сеансе.