– Я не создавал ваш мир, – покачал головой Гэн. – Если честно, я никогда не знал, кто это сделал. Может, и хорошо… но я хотел рассказать тебе ещё кое что. Когда ко мне вернулась сила, я отправился ходить по миру. По всему. И сначала… на Острова.

Анди сразу поняла, какие Острова он имел в виду. Притихла, стала смотреть внимательнее в тёмные глаза.

– И я их нашёл. Сначала даже не узнал. Но потом… просто поразился: как мы, бетавры, могли сделать такое? Там… там нет ничего. Сплошная бесконечная равнина в сером пепле. И он сыплется с неба, иногда – очень густо. Там нет ничего живого. Наверное, даже в Мире Мрака лучше.

Анди поёжилась, заметила, что изо рта идёт пар. Потом как-то странно закололо в кончиках пальцев рук и ног. Одежда стала покрываться чем-то белым, похожим на крупу или сахар.

– Перестань, – мягко сказал кто-то над ухом. Плеч коснулись чьи-то большие ладони, и сразу стало очень тепло. Крупа исчезла. Девушка поняла, что это Гэн случайно создал холод, да такой, о котором на этих землях вряд ли слышали. Она обернулась и увидела зелёные глаза Расса. Не успела ничего сказать. – Что случилось? Сейчас?

Гэн коротко кивнул. Потом глянул на Анди. Расс тоже посмотрел. Девушка съёжилась, испугавшись вдруг, что они могут ей что-то сделать.

– Ты посидишь здесь? – спросил Расс. Она кивнула – только чтобы они больше ни о чём не расспрашивали и ушли. И бетавры… мгновенно исчезли.

Потом опять появился Гэн. На том самом месте.

– Пока что он справится один, – сказал он. – Я хочу рассказать тебе… может быть, ты лучше поймёшь и перестанешь так на него коситься… после Островов я был очень… очень печален. И вот в таком состоянии, в северных лесах Эльтана, встретил Грапишу.

Анди вспомнила свой разговор с девушкой-завром ещё в Долине Демонов. Её печальные голубые глаза и беззаветную преданность Гэну.

– Ты её любишь?

– Я… – он вроде бы готовился дать точный ответ, но почему-то запнулся. – Люблю. Только… мне иногда кажется, что она хочет не того. Может быть, просто не могут любить друг друга завр и бетавр?

– Могут, – упрямо сказала Анди. Вспомнила Телуну и поняла, что разница может быть даже очень сильной, да ещё и препятствий всяких куча. Но любовь всё равно сильнее. Только, наверное, лишь с одной стороны.

– Могут… – пространно повторил бетавр. – Но любовь, наверное, разная… я хочу её понять. Я иногда дарю Грапише день: сам строю его, и провожу вместе с ней. У неё в глазах счастье, и я тоже радуюсь, когда вижу эти искорки. Только мне стыдно немного: я считаю эти дни самыми обычными, может, чуть лучше других. А она так себя ведёт, будто они последние…

– Прекрасные дни так и надо проживать. Тогда они запоминаются.

– Да, – покивал Гэн, словно усваивая урок. – Надеюсь, сейчас, когда я встретил Расса, я стану… веселее. Научусь тоже радоваться с Грапишей. Ведь раньше я делал всё только для неё. Чтобы она улыбалась. О себе не думал…

– Но ведь думал о ней, – заметила Анди.

– Конечно. Потому что… потому что она спасла меня. Собой. Когда мы встретились там, в лесу, на случайной прогалине. Я старался держаться, старался сохранять внутри себя человека. А она… подумала, что я болен. Потом догадалась, что случилось что-то, предложила помочь. Я жил у неё некоторое время, она готовила для меня свою еду, показывала свой мир… водила по лесу… и я понял, что её энергия для меня – как ясное солнце. Мне было хорошо. Так, как не было раньше. Я даже был готов оставить поиски Расса и перестать верить, что он по какой-то нелепой случайности остался жив. Наверное, это и есть то самое волшебство… но я всегда чувствовал её непонимание. Наверное, я всё-таки не тот.

– А я уверена, что тот, – сказала Анди.

– Самое страшное… – Гэн моргнул, чтобы убрать огонёк в глазах. – Когда я наткнулся на гробницу. Теперь, когда я бетавр, я могу перемещаться за миг на тысячи измов. И я бегал по всему миру, пока наконец не нашёл… это.

Анди стало страшно. Как ему тогда, когда он почувствовал, что один.

– Я вернулся к Грапише и очень напугал её… я понимаю теперь, – Гэн опустил голову. – Просто сидел без движения, запрокинув голову, и смотрел в небо. Она говорила, что я не двигался, словно каменный. И что она не могла меня даже пошевелить. И когда шёл дождь, я не закрывал глаза, а потом стало очень холодно, и глаза затянул лёд… а она очень боялась. Сидела рядышком, у меня под боком, тихо плакала и просила вернуться. И не использовала магии – потому что магия возле меня творила страшные вещи…

– Но почему ты не подумал, что гробница – это просто… очень злая шутка? – спросила Анди.

– Я далеко не самое мудрое существо, – горько усмехнулся он. – Я мог искать его девяносто лет, но, дурак, был уверен, что человек – беспомощнейшее существо. А ведь и правда, мог объехать весь ваш остров столько раз… но начал поиски только после возвращения силы. А потом увидел гробницу и решил, что все эти девяносто лет держался лишь на надежде, что Расс жив, а он, оказывается… и все эти годы рухнули. Я ни о чём другом думать не мог. И ничего не сказал Грапише…