Но вот считать с этого лица какие-либо эмоции в официальной обстановке было практически невозможно. Воспитанный в жёстких рамках придворного этикета, привыкший постоянно быть на виду, король являл себя миру в привычно-бесстрастном состоянии, позволяя разве что нечастые, но потому особо выразительные проявления чувств, как то: сурово сдвинутые брови, неодобрительный взгляд, подбадривающий кивок. А за его скупую улыбку краем рта, озаряющую лицо мягким сиянием (проявление родовой магии Харизмы!) готовы были пасть к ногам лучшие красавицы.

Бывало, и падали.

Лишь оставаясь наедине с доверенными людьми Эдвард мог позволить себе более свободное изъявление чувств. Таковым субъектом, входившим в ближнее окружение монарха, давно уже числился доктор Адерли, благополучно переживший и старого короля, и четверых лейб-медиков, включая покойного мэтра Дени. Сам почтенный врачеватель, явившийся ныне с отчётом к королю, магом не являлся, зато, как говорится, целителем был от Бога, одинаково искусно приводя в порядок поражённые недугом организмы и исцеляя душевные раны. За это, а также за доброту и неподкупность — редкие качества, особенно при дворе — Его Величество до сих пор не принимал отставки старика, упорно оставляя его помощником при очередном лейб-медике. Он бы охотно предоставил Адерли и эту должность, но… по статусу, да и в силу необходимости главным целителем при королевских особах должен был быть всё-таки маг.

— Не так уж важен сейчас пол ребёнка, и вы это прекрасно знаете, Томас. Появись у меня на свет хоть дюжина сыновей-пустышек — они уступят трон единственной своей сестре, родившейся хотя бы с искрой родового Дара. Поэтому первейшая наша забота в ближайшее время — создать условия для того, чтобы это долгожданное дитя нормально развивалось в чреве матери, а затем благополучно родилось. Меры безопасности я усилю. Вы же, со своей стороны, не стесняйтесь в озвучивании требований и пожеланий к образу жизни и состоянию будущей королевы-матери; я сам поставлю её в известность, что наделяю вас неограниченными полномочиями в части исполнения вами профессионального, а главное — государственного долга. И если для здоровья будущего младенца понадобится изолировать его мать от всего мира, балов и развлечений — она будет изолирована!

— О-о…

Старенький целитель неловко поклонился.

— Понимаю, Ваше Величество, и приложу… да, приложу не сомневайтесь! Но как же тогда быть с…

— С чем? — отрывисто перебил король растерянное бормотание. С размаху опустился в кресло за письменным столом, кивнул на стул напротив. — Садитесь, старина. Я прекрасно помню о вашей привилегии, а вот вы отчего-то забываете… Что вас смущает?

Мэтр Томас помялся и даже заёрзал на стуле, как провинившийся школяр.

— Ваше Величество, лучше всё же… да и безопаснее, сами понимаете, ежели высочайшую беременность будет курировать ещё и маг-целитель. Вы прекрасно знаете, что мои силы и умения ограничены. Боюсь, что…

— Не бойтесь. — Король ободряюще хлопнул ладонью по столу, так звонко, что задрожали хрустальные подвески декоративного канделябра на дюжину свечей. — По мне, пусть лучше с самой ценной женщиной Империи будет рядом профессионал вашего уровня, чем маг-недоучка. Эх, надо же было мне так недоглядеть… Целитель, скончавшийся от грудной жабы! Курам на смех! Вся Европа обхохочется. Лейб-медик, не сумевший подлатать самого себя!

При его последних словах мэтр Адерли слабо улыбнулся и с достоинством выпрямил и без того прямую спину. Уж ему-то самому, несмотря на полновесные с виду семьдесят пять, стыдиться в профессиональном отношении нечего. Подумаешь, седина! Подумаешь, благородные морщины! Это женщин они панически пугают, а в облике благородного мужа лишь подчёркивают мудрость и наработанный жизненный опыт. А вот абсолютно целые собственные зубы, острейшее зрение, изумительное пищеварение, ни намёка на хруст суставов или подагру, или прочие возрастные болячки — этим стоит гордиться. Его Величество прав. В свои года Томас Адерли с лёгкостью побивал в спарринге на учебных рапирах пусть не молодых, но соперников среднего возраста, и в состоянии был отмахать в седле без остановки не один десяток миль, до сих пор сопровождал королевские выезды на охоту.

— Мы, разумеется, будем искать нового кандидата на эту должность, — продолжил Эдвард, фыркнув, — но подойдём к отбору гораздо тщательнее. Кстати, я слышал, что вы в своё время пытались кого-то рекомендовать, но Ковен отверг вашего протеже. Сожалею, в то время я как-то не успел вас расспросить. Да и сейчас недосуг, но… давайте всё же в двух словах: кто он таков, откуда, чем не понравился нашим замшелым магозаконникам? Вашими рекомендациями я дорожу.

Почтенный мэтр подобрался. Чётко, словно озвучивая порядок лечения, изложил:

— Ричард Коннор, Ваше Величество. Дипломированный маг, целитель, выпускник Академии. Очень талантливый мальчик. И очень независимый, вот две его беды.

— Не понял? — нахмурился король. И вдруг оживился: — Погодите, как вы сказали? Коннор? Что-то я о нём слышал…

— Очень талантлив, на грани гениальности, — сокрушённо повторил мэтр. — А покровителем так до сих пор не обзавёлся, ибо, несмотря на простое происхождение, горд. Да ещё имеет смелость поддерживать… э-э… простите, Ваше Величество, уж буду откровенным до конца… Поддерживает, причём открыто, не слишком благонадёжного в политическом плане джентльмена, друга детства. Сами понимаете, Ковен въелся на него и по этой причине, и из-за элементарной зависти. Его кандидатуру высмеяли и запретили упоминать впредь.

Щёки короля вспыхнули.

— Кому запретили? Вам? Зная, насколько я ценю ваше мнение? То есть, практически — мне?

Он откинулся на спинку кресла. Вперил взгляд в подсвечник. Одномоментно воспламенились все двенадцать свечей, принимая на себя избыток монаршего гнева.

— Пора разгонять этих маразматиков. Не Ковен, а какой-то шабаш, — буркнул король, успокаиваясь, и потянулся к бронзовому колокольчику. — Вот что, Томас…

Распахнулись двери. Из приёмной на призывный звон торопливо шагнул секретарь.