Генеральному штабу так же поручено выстроить новую систему комплектования войск с дивизионного уровня, до армии. Дело в том, что до сих пор дивизия, не говоря уже о корпусе, формируется просто прибытием полков. Эти полки чаще разные, редко одни и те же, что собирались в дивизию ранее. О каком-либо боевом слаживании в данном случае говорить не приходится.

Теперь же ведется работа по созданию военных округов, с казарменным размещением войск. Ранее все полки располагались на постоях в домах невоенного населения. Теперь, пусть и постепенно, но строятся военные городки, по типу тех, что уже существуют в Ораниенбауме, Люберцах, Ропше и строятся в Царском Селе и под Ригой.

И Генеральный штаб в такой обновленной армии занимается тем, что выстраивает взаимодействие между и родами войск и между подразделениями.

И все бы хорошо, и мог бы работать Степан Апраксин, но Шешковский, отрабатывая Бестужева «накопал» и на начальника Генерального штаба. Банальное воровство и масштабное использование солдат для собственных нужд. Солдатики и землю пахали и урожай собирали и строили и ремонтировали. При этом они находились на государственном обеспечении.

«Зря ты так, Степашка! Пойдешь, ведь следом за Бестужевым! Ты в Совете только потому, что Россия воюет. Придут войска из Персии, и тебя, и твоих прикормышей в армии, заменю!» — подумал я, но сказал Апраксину иное:

— Свое решение я должен принимать опосля того, как все мои советники опишут собственное видение проблемы, — сказал я и стал выслушивать тех, кто еще не говорил.

Михаил Михайлович Голицын заверил, что флот свою работу в войне с Пруссией выполнит полной мерой, тем самым обозначая, что он против Фридриха и никаких терзаний по поводу предстоящего противостояния, не испытывал. Ну, ему, с одной стороны, проще всего. Флот Пруссии — это всего-то одиннадцать вымпелов, далеко не самых боеспособных. Так что уже Рижская эскадра, не говоря о всем Балтийском флоте, может разбить пруссака на море. Тут главное, чтобы англичане не начали шалить. Мы с Англией окажемся врагами, но я почти был уверен, что боевых соприкосновений между нами не должно быть, по крайней мере в Европе. Иначе, даже в ущерб себе, но прекращу поставки островитянам. Посмотрим тогда, сколько английский флот продержится без русских и французских канатов и леса. Пусть для этого мне и придется приостанавливать некоторые проекты.

Кирилл Разумовский так, как и его брат, ратовал за войну с Фридрихом, ибо «на то завет матушки-государыни». Видимо, у Елизаветы были свои личные мотивы считать необходимой войну с Фридрихом, именно с ним, не с Пруссией. Может быть потому, что тот писал похабные пасквили на русскую государыню. Она так же не оставалась в долгу, называя прусского короля не иначе, как мужеложцем. А личное и эмоциональное в решениях Елизаветы Петровны часто было определяющим.

— Канцлер, не совсем понятна Ваша позиция, — сказал я, обращаясь к Бестужеву, который мял в руках бумажную салфетку.

— Нельзя разрывать связи с Англией, это разорения для России! — сказал Алексей Петрович Бестужев-Рюмин.

— Я пошлю вестового в английское посольство и сам поговорю с Мельхиором Гай Диккенсом, а то Ваши с ним переговоры на облучке кареты не принесли существенного результата, — сказал я и уже хотел вызывать медикуса, опасаясь сердечного приступа у канцлера.

Еще не хватало смертей на Государственном Совете, чтобы сказки и байки пошли в народ.

— Ваше Величество, прошу меня простить, но с Англией было бы важным сохранить нейтралитет, — сказал князь Никита Юрьевич Трубецкой.

Надеюсь, я не ошибся в том, что назначил Трубецкого вице-канцлером. Да, он пока не особо в теме всех перипетий международной повестки, и я рассчитывал, что канцлер Бестужев все-таки больше будет способствовать моему разумению ситуации, но князь оказался трудолюбивым и действительно старался. По крайней мере, именно он встретился с прусским послом и спросил о намерениях Пруссии и ее видении отношений с Россией.

Месяц назад в Россию прибыл новый прусский посол Карл Вильгельм Граф Финк фон Финкенштейн. Это прибытие столь высокопоставленного прусского чиновника, личного друга детства самого Фридриха, настораживало. Прусский король уделял особое внимание дипломатии в отношении Российской империи.

Я пока «мариновал» Финкенштейна, рассчитывая выработать единую линию русской внешней политики. Молниеносное заключение новых пактов и соглашений в Европе обескураживало и нужно было время, чтобы оценить новые расклады. В такой ситуации России лучше было бы побыть вообще в сторонке до времени. Пусть друг-друга покусают, выдохнуться, чтобы русской армии было легче решить все свои задачи. Но отвечать нужно, иначе положение станет просто неприличным, а мы, русские, приличные!

Вот только кого первым послушать? Фон Претлака — австрийского посла, или фон Финкеншейна? Или француза?

— У Диккенса аудиенция сразу после Совета, уверен, что полного разрыва дипломатических отношений не произойдет. Вы, господа, знаете, что финансовое благополучие мною ценится, как залог развития любого иного направления. Армия не сможет существовать без денег. Я выработал стратегию России, мы стараемся не ссориться с Англией, но при этом ратуем за то, чтобы Пруссия не получила усиления, придерживаясь союза с Австрией. При этом, наша держава все еще в противостоянии с Францией и входить в союзы, где будет Людовик, я бы не хотел, если, впрочем, нам хорошо за это не заплатят, — я потянулся к бутылке с газированной минеральной водой, отпил глоток и перешел к иной теме. — Бумажные деньги, господа!