Вслед за тем, 16 мая 1913 г., на своем экстренном заседании заслушав доклады Рождественского, Храповицкого и С.В. Троицкого, преподавателя Санкт-Петербургской Александро-Невской духовной школы, Святейший Синод рассмотрел проект Послания, подготовленный архиепископом Сергием (Страгородским). Проект без долгих дебатов был утвержден всеми присутствующими членами. В Послании о. Антоний (Булатович) со своими единомышленниками обвинялся в магизме (!), заблуждениях и богословских измышлениях. Архиереи дружно отрицали веру в благодатную силу Имени Божия, поскольку-де она ведет к механическому повторению «Иисусовой молитвы». В заключении синодального Послания наши архиереи солидаризировались с Посланием патриарха Германа V о том, что «имяславие» есть ересь, и потребовали от всех исихастов «смиренно покориться голосу Матери-Церкви» 9 .

Напрасно русские монахи Афона по получении Послания спешно готовили ответ на него, надеясь, что к их богословским доводам прислушаются; Синод и не собирался читать их возражения. Более того, буквально на следующий день после утверждения Синодом Послания архиепископ Никон (Рождественский) и С.В. Троицкий получили предписание немедленно отправиться на Афон для «усмирения монашеского бунта». Попутно им поручалось обратиться за помощью к патриарху Герману V, дабы тот предал своему суду «главнейших виновников настоящей смуты», в первую очередь, о. Антония (Булатовича). 19 мая 1913 г. Определение Синода утвердил Государь, наложив резолюцию: «Преосвященному Никону моим именем запретить эту распрю». Согласимся, довольно странная резолюция («моим именем»!) в деле, в котором оспаривается Имя Божие.

30 мая того же года русская делегация прибыла в Константинополь, где Рождественский обсудил ситуацию с Германом V. С тревогой они сошлись во мнении, что из 1700 русских монахов Св. Пантелеимонова монастыря почти 1600 являются «имяславцами», и лишь около ста иноков – «имяборцами», сохранившими верность «Православию».

В первых числах июня архиепископ с делегацией уже был на Афоне, оставшись проживать на корабле, а не в монастыре, и через несколько дней начал действовать. По его распоряжению и настоятельной рекомендации Храповицкого, данной ему еще при отъезде, 118 солдат и 5 офицеров высадились на берег Афона и потребовали от монахов выдать им «зачинщиков». Когда последовал отказ в смиренной форме: «Арестуйте нас всех!», солдаты и матросы погрузили 418 монахов на корабли, причем в ход шли штыки, приклады, пожарные брандспойты, из которых они обливали иноков тугими струями ледяной горной воды. В результате четверых монахов убили, более сорока получили колото-резаные раны и серьезные ушибы. Следующей партией было вывезено еще несколько сотен человек, всего 621 монах принудительно покинул Афон на корабле «Херсон» 10 .

Спустя пару месяцев главные борцы с «ересью» были награждены золотыми крестами и грамотами патриарха Германа V. Зато русских монахов, прибывших на родину в трюмах корабля, ждала куда более горшая участь. Их разбили на две группы – «зачинщиков» и «заблудших», и в зависимости от презюмированной опасности для Русской церкви предали различным наказаниям. Хотя «заблудших», как угрожал им еще на Афоне Рождественский, после расстрижения принудительно не женили, но все равно лишили монашеского сана и отослали в родные места под надзор полиции. Аргументом для расстрижения послужило то «объяснение», что-де афониты были пострижены не в России, а на Афоне, и потому у нас монахами считаться не могут.

И хотя Герман V горячо выступил против такой меры, на этот раз его позицию наш Синод проигнорировал. Константинопольскому архиерею не помогло даже то обстоятельство, что в этом вопросе он нашел горячую поддержку со стороны Антиохийского и Иерусалимского патриархов. На принудительном расстрижении монахов настаивал именно архиепископ Никон (Рождественский), хотя трудно отделаться от предположения, что и в этом вопросе им руководил все тот же Антоний (Храповицкий).

17 июля 1913 г. в Одессу прибыла еще одна партия монахов-исихастов числом до 200 человек, которые вынужденно покинули наши монастыри на Афоне. Справедливо опасаясь преследования, почти все они тайно разъехались по удаленным уголкам России, в первую очередь на Камчатку. Всех, кто не успел или не смог ускользнуть от бдительного взора наших властей – синодальных и правоохранительных – ждали тяжелые испытания: их не допускали до причастия, лишали священнического сана, требовали публичного отречения от «имяславия» и хоронили по мирскому обряду.

Конечно, эти репрессивные меры не могли не вызвать сочувствия к исихастам в обществе и подняли бурю негодования в адрес их гонителей, что немало смутило наше священноначалие. Лишь 21 августа 1913 г. архиепископ Никон (Рождественский) отчитался на заседании Синода относительно своей командировки на Афон. Откровенно говоря, доклад всех разочаровал – настолько нелепыми, глупыми и попросту преступными выглядели деяния Рождественского по прошествии всего лишь одного месяца от тех скорбных событий. Внутри Синода возникли разногласия, в ходе дебатов высказывалось даже предложение вообще удалить Рождественского из его состава. Но в конце концов страсти улеглись, и Синод утвердил «Форму раскаяния» для тех афонитов, которые пожелают отказаться от «имяславия». Помимо прочего, «Форма» содержала осуждение книг не только о. Антония (Булатовича), но уже и о. Илариона (Домрачева) «На горах Кавказа» – полный богословский и административный абсурд! 11

Впрочем, эта «пиррова победа» не долго грела самолюбие храповицких и рождественских. Если вначале Государь не вмешивался в эту грязную историю, то уже летом 1913 г. под влиянием общественного мнения он принял активное участие в судьбах «имяславцев». Причем сделал это весьма корректно и объективно. Вначале был выслушан доклад обер-прокурора Синода В.К. Саблера, затем Государь принял «имяборцев» из числа оставшихся на Афоне монахов, горячо благодаривших его за спасение русского монашества от «ереси». Однако при встрече он неожиданно для тех заявил, что хотя сам и не читал еще книги о. Антония (Булатовича), но помнит его, как храброго и честного офицера. Из чего уже можно было сделать некоторые неприятные для «имяборцев» выводы. Вслед за тем, зимой 1914 г., Государь принял в Царском Селе депутацию монахов-«имяславцев». Он был глубоко тронут их рассказами о воздвигнутых на исихастов гонениях и пообещал, что вопрос об «имяславии» и судьбах несчастных афонитов разрешит Церковный Собор, который должен собраться в самое ближайшее время.

Как и следовало ожидать, Святейший Синод мгновенно отреагировал на внешние перемены. Впрочем, справедливости ради, кипучая деятельность Рожественского объективно и так вызвала у многих его членов легкое потрясение. Уже на следующий день после приема у Государя, 14 февраля 1914 г., Синод издал Определение о 25 афонитах- «имяславцах», поручив Московской Синодальной конторе под председательством митрополита св. Макария (Невского) рассмотреть их дела в порядке церковного судопроизводства. Правда, еще один «имяборец» митрополит Владимир (Богоявленский) выступил резко против такого решения, но данном случае В.К. Саблер, почувствовав настроение Государя, сумел его «аппаратно» переиграть.