ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Букер смотрел на дом старого типа и готовил себя к змеям, живущим за стенами. Там он будто родился, хоть и не в прямом смысле. Его ирландская кровь была издалека.

Но тут был создан монстр. Тут его учили убивать, охотиться. Тут на его тело нанесли татуировки, уничтожили его разум на много лет, и он едва узнавал себя.

Поместье Пинкертонов было богатым и красивым. Белые мраморные колонны поднимались на два этажа, ивы опускали ветви в пруд. Сад был идеально ухоженным, в нем цвели синие гортензии.

Другие посчитали бы дом милым. А его обитателей — добрыми. Старые деньги, кто еще тут мог жить? И они были теми, кто помогал несчастным.

Жаль, Пинкерторны могли это делать. У них было больше денег, чем было им нужно.

Но они решили не помогать другим. Им было проще оставаться эгоистами.

Букер выдохнул и пошел по гравию к дому, где все началось. Камешки хрустели под его ногами. В доме залаяла собака.

Красная дверь медленно открылась, и стало видно морщинистое лицо и недовольный взгляд, служанка увидела его. Она была в традиционном черно-белом платье горничной, хоть оно уже висело на ее древней фигуре мешком.

Она не должна была работать. Матильда была с Пинкертонами, сколько он помнил, и она всегда была старой. Женщина вредила сама себе, работая до гроба.

Может, этого она и добивалась.

— Букер Пинкертон, — сказала она, недовольно кашлянув. — Не думала, что еще увижу твое лицо.

— И я, Матильда. Отец дома?

— Он занят, — она стала закрывать дверь, но замерла, когда он сунул ногу в проем. Матильда посмотрела на оскорбительную конечность, кашлянула снова. — Уйди.

— Нет. Ты приведешь ко мне отца, — не его отца, но главу семьи, который принимал все решения. Он настоял на этом титуле, ведь он имел значение в семье.

Многие Пинкертоны относились к этой семье не по крови. Они сходились отовсюду и клялись в верности отцу. Они работали, убивали, отдавали деньги. Но им хорошо компенсировали, и все жили в роскоши.

Жаль, для такой роскоши требовалась река крови.

Матильда смотрела на него, морща нос и щурясь.

— Ты оставил семью, так что не можешь мне приказывать, мальчишка.

— Хочешь проверить меня, Матильда?

Шаги зазвучали за горничной, еще одна рука появилась на краю двери рядом с ее ладонью. Мужчина за ней открыл дверь шире.

Он был широким и высоким, мог схватить человека за шею и легко сломать ее. Короткие волосы открывали кучу шрамов на голове, нанесенных им самим, если Букер правильно помнил. Его нос ломали много раз, и он морщил свой горбатый нос, глядя на Букера с отвращением.

— Что ты тут делаешь? — прорычал мужчина.

— Пришел к отцу.

— Не думаю, что это умный план, Букер.

Он склонил голову и выпускал весь гнев глазами.

— Не думаю, что ты можешь мне указывать, Томми.

— Отец не захотел тебя видеть в прошлый раз.

Но в прошлый раз он был пьян, не в себе и молил впустить его в семью. В прошлый раз он был еще без цирка, не воссоздал в себе хорошего человека. Букер не хотел снова быть тем монстром. Ему было плевать на слова отца, на цену, что он заплатит. В этот раз старая семья послушает.

— У меня нет выбора, Томми.

Пинкертон смотрел на него холодными и пустыми глазами. Букер глядел в ответ, пока что-то не мелькнуло в холодных глубинах. Они были раньше близки. Не братья, как хотел бы отец, но семья.

Многие люди были у него в долгу. И ему нужно было забрать сегодня все долги.

Томми кивнул.

— Хорошо, но без крови.

— И не планировал, — Букер пересек порог и отодвинул Матильду. — Можешь проверить на оружие, если хочешь.

— Мы все знаем, что тебе оружие не нужно, Букер, — губы Томми изогнулись в опасной улыбке. — Мы дали тебе все, чтобы не нужно было носить кусок железа.

Они хотя бы помнили.

Старый дом почти не изменился. Старые дубовые полы отполировали так, что солнце отражалось в его глаза. Белые стены, оловянный потолок с вырезанными цветами и большая люстра над лестницей в фойе.

Букер знал, если повернет налево, пройдет в строгую столовую с красными стенами, где фарфора было намного больше, чем нужно. И если он повернет направо, то попадет в кабинеты, где остальные делали почти всю «работу».

Там стены тоже были красными. Но по другой причине.