— Все хорошо, я понимаю…

От ее жалости стало очень тяжело на душе и Лариэс поспешил продолжить свою мысль:

— Но я не могу не служить, понимаешь? Я всю жизнь защищал хозяина, я не знаю, что делать с обретенной свободой. Она мне не нужна.

— И поэтому ты присягнул отцу?

— Да. И я надеюсь, что, став магом сумею принести пользу ему… И моим друзьям. Смогу сделать новую руку Эрику, избавить от голода детей погибших гвардейцев, а может, придумаю что-нибудь, что спасет десятки тысяч жизней…

Лариэс говорил и говорил, рассказывал о новых планах, о будущем, которое обязательно наступит. Когда он закончил, то неожиданно понял, что из левого глаза Игнис тонкой струйкой бежит слеза.

— Игнис, что случилось? — взволнованно спросил он.

— Ты… ты… ты такой правильный, — прошептала она. — Скажи, почему люди вроде тебя должны страдать?

Вопрос этот поставил полукровку в тупик, но он быстро нашел, что ответить.

— Такова воля Господа.

— Ах да, — на лице принцессы появилась вымученная улыбка. — Всемогущей и всеведущей силы, которая так сильно нас любит, что непрерывно мучает. Видимо, ей в радость следить за чужими страданиями.

Лариэс укоризненно покачал головой.

— Ты стала жестче.

— Тюрьма сильно меняет, — вздохнула принцесса, а затем, как будто смутившись, добавила, — впрочем, не так, как падение… Скажи, тебе было страшно?

Лариэс задумался. На самом деле он еще ни разу не размышлял над своими ощущениями во время полета с горы. Память блокировала кошмарные воспоминания, да и как-то не хотелось лишний раз ворошить прошлое.

— Знаешь, — неуверенно ответил он, — пожалуй нет. Было обидно.

— Обидно?! — воскликнула Игнис. — Знаешь, Лар, ты, наверное, первый в истории Интерсиса человек, которому было обидно лететь со скалы. Обычно люди вопят от ужаса, некоторые даже умирают в полете от разрыва сердца. По крайней мере, так говорил отец.

— Ничего не могу с собой поделать… Когда я услышал эти слова принца… Увидел его взгляд…

Лариэс неожиданно понял, что дрожит, точно от озноба.

— Если неприятно, не вспоминай, — предостерегающе вскинула руки Игнис.

— Я должен, — прошептал юноша. — Должен самому себе…

Он облизнул враз пересохшие губы и продолжил.

— Его высо… Таривас был для меня всем, я не представлял свою жизнь без выплаты долга Вентисам… А он предал меня. Предал нас всех, легко, будто так и надо. Он сказал мне, что следует просто закрыть глаза, как я делал всегда, и все будет хорошо, что мое упрямство будет стоит жизни тем из гвардейцев, сопровождавшим нас до подножия горы! В этот момент весь мой мир рухнул…

И он подробно, останавливаясь на каждой мелочи, рассказал Игнис о том, что произошло возле запечатанного заклинанием входа. Огнерожденная же поведала товарищу о своих злоключениях в плену Кайсы Иссон, поразив бывшего Щита Принца до глубины души — он и не подозревал, что безумие северянки зашло настолько далеко.

Да, была в рассказе девушки некоторая недоговоренность, связанная, как понимал Лариэс, со специфическими пристрастиями водорожденной, но он, конечно же, не стал требовать от подруги подробного отчета о том, что же безумная королева вытворяла со своей беспомощной жертвой и как так оказалось, что этой самое жертве подобное настолько понравилось, что она перепрыгнула в кровать дочери своей пленительницы.

Лариэс резко оборвал себя. Злая и несправедливая мысль, которая только что посетила его, была попросту недостойна дворянина и мужчины.

"Это ее выбор. Пусть будет счастлива!" — мысленно обругал он себя, заканчивая слушать историю Игнис — та повторяла рассказ о побеге, дополняя его некоторыми новыми деталями.

— Ну а то, что было дальше, ты знаешь, — грустно улыбнулась она.

Лариэс опустил голову, стремясь побороть внезапно охвативший его стыд.

— Как же сильно жизнь изменилась за каких-то пару месяцев, — прошептал он, наконец. — Никогда бы не подумал, что все перевернется с ног на голову.

— Жизнь имеет особенности удивлять, — раздался вдруг до боли знакомый голос, — странно, что вы еще не поняли этого.

Лариэс с Игнис дружно обернулись к говорившему и радостно в унисон закричали:

— Ридгар!

Они так заболтались, что и не заметили, как Кающийся пришел в себя. И теперь он лежал — тощий, точно после месяца без еды, еще более бледный, чем обычно, и выглядящий слабым, точно новорожденный. Лишь в глазах все так же плескалась сила и не было никакого страха.

— Я так понимаю, нам удалось спастись, — безо всякого удивления проговорил Древний. — Это хорошо.

Он осторожно вытянул вперед правую руку и внимательно воззрился на дрожащие пальцы.