— Да, странно, — согласился с ним я. — Разве что корейцы в дрейф легли. А сами спать пошли… что-то совсем тихо кругом.

— Вон люк сверху, — дёрнул меня за рукав он, — и кажется, незакрытый.

— И точно, — задрал я голову вверх, — как до него добраться только?

— Лесенка же вдоль борта идёт, — посмотрел на меня, как на недоумка Сергей, — по ней и доберёмся.

И мы гуськом, запинаясь и стукаясь коленками в острые края, вскарабкались к потолку этого вонючего трюма.

— И точно не заперто, — сказал я, толкнув дверцу, она распахнулась с ужасающим скрипом. — Ну теперь-то точно они там проснутся и прибегут.

Но никто и не собирался прибегать и показывать нам кузькину мать, по-прежнему стояла тишина, если не считать плеска волне о борта.

— Тогда пошли на разведку, — предложил Сергей, — где только наша не пропадала.

— Да, — согласился с ним я, — после того, как мы все выжили в авиакатастрофе, всё остальное ерундой может показаться.

Люк этот выходил куда-то по правому борту судна на самой корме, рядом был короткий отрезок палубы между бортом и корабельными надстройками, который влево заканчивался тупиком, а вправо поднимался ступеньками на следующий уровень.

— Есть мнение пойти направо, — сказал я, и мы оба тихонько двинулись туда, стараясь не производить лишнего шума.

Через десяток шагов я увидел полоску света, пробивавшегося из какой-то щели.

— По-моему там кто-то должен быть, — толкнул я в бок Сергея, — давай проверим.

— Только аккуратнее надо, а то они возьмут и всадят нам в брюхо очередь из своих пулемётов.

— Тогда давай для начала голос подадим, — предложил я, — ты всё равно по-ихнему не умеешь, так что я подам…

И я начал лихорадочно вспоминать, как уж там по-корейски будет «Эй, тут есть кто-нибудь?» и таки вспомнил.

— Ибва, йоги нуг йосни?

Ответом мне была мёртвая тишина.

— Они там все водки корейской что ли обожрались? — предположил Сергей, — или ещё чего позабористее?

— Пошли проверим, — предложил я, приоткрывая дверь или как уж она там называется на морском жаргоне… клинкет что ли.

Это была ходовая рубка корабля — на потолке горели два тусклых плафона, по периметру на 180 градусов располагались иллюминаторы, в которые один чёрт ничего видно не было, а ещё тут была куча приборов, рукояток и большой круглый штурвал, который слегка покачивался вправо-влево.

— И где они все? — недоумённо спросил Сергей, — совсем недавно же куча народу тут была… кто-то нас забирал с пляжа, а потом отвечал на наши вопросы из трюма…

— Это ты у меня спрашиваешь? — мрачно ответил я, — если да, то я не больше твоего знаю. Пойдём обследуем остальные помещения что ли… или не так — я пойду осмотрюсь здесь наверху, а ты давай за Ираклием сбегай — он всё же капитан, хоть и воздушный, но всё равно капитан, ему и руль, в смысле штурвал в руки.

И мы разделились… на этом уровне здесь ещё имелась целая куча люков или клинкетов или как их там, но все они были намертво задраены изнутри. Тогда я спустился по трапу чуть ниже — здесь хотя бы открытые двери начали попадаться. Там за ними, за этими дверьми, было всё, что угодно, только не живые люди. Оружия, впрочем, я тоже не увидел. Порадовали плакаты в кубрике… ну где койки в два этажа стояли… они были копиями наших воинских учебных пособий, только надписи иероглифами шли. Там бравые донельзя корейские отличники боевой и политической подготовки показывали в динамике, как надо делать разные строевые упражнения, плавать и обращаться со вверенным оружием. Еще дальше была кают-компания, судя по столовым приборам в стенных шкафах, а совсем вдали располагалась кухня, она же камбуз. С голоду по крайней мере не умрём, подумал я, исследовав содержимое ящиков и холодильников.

Самое смешное, что в столовой на столе стояли два стакана с кофе (судя по запаху), ещё горячие, один наполовину пустой. И их них поднимались струйки горячего воздуха. А на кухне на плите стояла кастрюля, по-моему, с супом, тоже горячая. Но плита была выключена. Летучий голландец какой-то, подумал я в сердцах, угораздило же нас вляпаться в такую лужу…

А тут и Серёга подоспел, а с ним и Ираклий вместе со своим помощником — я коротко ввёл их в курс дела и показал широким жестом рубку.

— Только не спрашивайте меня, куда делись корейцы, я знаю ровно столько же, сколько и остальные. Это вот рулевая рубка, — сказал я персонально Ираклию, — ты же капитан, вот и бери управление на себя.

— Ещё бы мне кто-нибудь пояснил, как этой дурой управлять, — растерянно отвечал он, — ты мне хотя бы пояснил, что тут за надписи, ты же язык этот понимаешь…

— Поясню, какие вопросы, — отвечал я, — а для начала хорошо бы народ из трюма сюда переселить — вон места сколько свободного.

Ираклий отрядил для решения этого вопроса помощника с Сергеем, и уже через пару минут мимо нас гуськом потянулись все 18 оставшихся пассажиров АН-24. Каждый норовил задать вопрос Ираклию и мне, но мы не сговариваясь посылали всех в кубрик — все ответы чуть позже будут.

Здесь должна быть радиосвязь, — сразу взял быка за рога Ираклий, — вот это очень похоже, — и он взял в руки микрофон, шнур от которого тянулся к приборной шкале с цифрами и иероглифами.Тут написано… — собрался с мыслями я, — связь с машинным отделением. Радиосвязь, сколько я помню, на кораблях обычно где-то в отдельное помещение бывает выделено, называется радиорубка.Ну тогда пошли искать радиорубку, — решительно рубанул воздух капитан, — найдём связь, тогда решим все нашит проблемы.Ну тогда пошли, — вздохнул я, — жрать вообще-то хочется…По дороге зайдём на камбуз, — пообещал он мне, его помощник и Сергей было тоже двинулись за нами, но он сделал им жест рукой — остаётесь, мол, тут, на хозяйстве.