— От тебя у меня секретов нет! — польстил я оперу, — Всё старо, как мир. Эта тварь пошла по пути Тютюнника и разинула пасть на мою хату! Вот я и расстроился.

— Да ладно?! Быть такого не может! — от услышанного Станислав резко откинулся к двери и чувствительно приложился головой о стойку. — Сука блядь! — забыв про Кодекс молодого строителя коммунизма, совсем не по-комсомольски отреагировал на на болезненную неприятность опер.

— Они совсем, что ли охренели? — потирая ушибленное место, принялся возмущаться мой собрат по несчастью, — Такое впечатление, что все они из-под одной мамки! Крысы беспредельные!

— Да ладно тебе! — размышляя о своих насущных трудностях, без особого энтузиазма попытался успокоить я друга, — Станешь начальником и сам начнёшь щемить подчинённых! На колбасу, на квартиры и колготки.

— Да иди ты в жопу! — обиделся на такие мои предположения Гриненко, — Я, между прочим, узнал то, что ты просил! Вчера был на тюрьме по своим делам и заодно с «кумом» про твоего Вязовскина переговорил.

— И что Вязовскин? Его твой «кум» в тамошний актив вербанул?

Я перестроился в соседний ряд, подальше от «Москвича» с багажником над крышей. На котором была закреплена вязанка с граблями и прочим инвентарём лютого дачного агрария. Со времён прошлой жизни я совершенно точно знал, что это самая опасная категория участников дорожного движения. А, если там у рулевого еще присутствуют солнечные очки, усики и сигарета, то опасность такого соседства на дороге возрастает кратно.

— Ага! — ухмыльнулся Станислав, — Вербанули! Только не в актив, а в пассив. И не «кум», а блатные. Короче, твой Вязовскин Алексей на подписку прямо из петушиного угла вышел! Недели три его там пользовали. Несказанно ему повезло, что лишение свободы не дали. В лагере ему трудно пришлось бы!

Не то, чтобы я был до крайности ошеломлён, но моего неприятного удивления хватило на то, чтобы включив поворотник, остановиться у бордюра.

— За что же его так? В чем он накосячил? — начал я пытать Гриненко, хорошо зная, что, как у опера, у него достаточно ума и квалификации, чтобы вытащить из своего источника всю информацию по такому неординарному вопросу.

— Его родственники постарались, чтобы он был помещен в нормальную камеру. Вот его и пристроили в «котловую» «хату», — начал мне рассказывать Стас о полной тревог и невзгод, судьбе тюремного педераста Алёши Вязовскина.

— По-хорошему, надо было в «красную» его пристроить, но он упёрся. Не захотел этот придурок с ментами и прокурорами сидеть. Пренебрёг. Его и подняли тогда к авторитетным жуликам. Так-то они люди с понятием, солидные и к беспределу не склонные.

— И чего тогда? — нетерпеливо подстегнул я друга, — Нахера его опустили, если они солидные и к беспределу несклонные?

— Это не они его обидели! — продолжил рассказ опер, — Они его нагнали из своей «хаты». Говорят, что общаковскую жрачку без спроса точил и, что «шептунов» постоянно пускал. Вот общество и избавилось от интеллигентного сидельца. А уже в той «хате», куда его перекинули, там с него и спросили за неправильное поведение в приличном камерном обществе. Тормози, я здесь выйду!

Высадив товарища напротив городского Управления, я развернулся и покатил в обратную сторону. «Ликёрка» была не шибко далеко от городского УВД.

Надо же… Теперь понятно, почему книголюб Вязовскин таким впечатлённым мне показался. Эх, Алёша, Алёша!

На ликеро-водочное предприятие я прибыл, уже почти оправившись от колбасных передряг и волнений. Проходную я пересёк, предъявив служебное удостоверение. И, отказавшись от услуг местной вохры, без их сопровождающего направился к заводоуправлению.

Сегодня я планировал познакомиться с двумя ведущими специалистами этого славного хмельного предприятия. Пришло время встретиться с главным технологом и с главным инженером «ликёрки». Чтобы познакомиться и просто поговорить. Для начала без протокола. Хотелось оценить их реакцию на заинтересованность ими со стороны органов предварительного следствия.

Мне не повезло. У директора было совещание и оба технических и технологических гуру по производству алкогольного дурмана для совграждан, были там. Рассудив, что никуда эти товарищи от меня не денутся, я решил не расстраиваться и развернул свои стопы в сторону складских владений мадам Юдиной.

На этот раз я застал Аллу Юрьевну внутри склада, в её стеклянном «аквариуме». Она сидела за столом и, что-то чиркая в прошнурованном журнале, щелкала костяшками допотопных бухгалтерских счет. Эра электронной калькуляции была уже не за горами, но пока еще не наступила. На кончике носа у заведующей складом каким-то чудом удерживались строгие, но при этом достаточно изящные очки в темной оправе.

Какое-то время я наблюдал за сосредоточенной барышней через стекло, а потом потянул на себя дверь.

— Здравствуй, женщина моей мечты! — от всей широты своей светлой души приветливо улыбнулся я гражданке Юдиной, — Как долго я тебя искал и наконец-то до тебя добрался! Скажи мне, пожалуйста, а у тебя эти очки здесь остаются, когда ты домой после работы уходишь?

— Остаются. Дома у меня другие есть. А для чего спрашиваешь, какое тебе дело до моих очков? — она и не подумала стесняться своего зрительного изъяна, но мой вопрос её заметно озадачил.