— Иди один, — сказал я. — Я же тебе помехой буду…

— За кого ты меня принимаешь? — вдруг обиделся он. Помолчав, признался: — Боюсь я один… Любви-то промеж нас еще нет. Она же еще не догадывается.

— Ладно, пошли, — согласился я, потрясенный его горьким откровением.

С неба еще сеялся дождик, но сквозь полегчавшие облака просачивался свет красноватой луны. Монастырские стены и постройки тонули в седом куреве тумана, возвышался, только храм, неузнаваемо легкий, как бы парящий над землей.

Сандро-Фанера шел, держа в руках куртку с завернутой в нее грамотой с такой пугливой осторожностью и любовью, с какой несут отцы из роддома своего первенца. Он не шел, а двигался, почти не отрывая ступни от земли, чтобы не поскользнуться.

Размякшая тропинка петляла, вела вниз к переправе. За перелеском, на косогоре, мы остановились, пытаясь разглядеть противоположный берег. Пойма была похожа на бездонное пространство, где сумерки перемешались с туманами. Потом далеко-далеко, как в тридевятом царстве, мигнул огонек.

— Это ее окно! — жарко-убежденно прошептал Сандро-Фанера.

По откосу он спускался медленно, сопел, часто пригибался, высматривая неровности. Я держался рядышком, готовый в любое мгновение перехватить драгоценную ношу, если Сандро-Фанера, не дай бог, упадет. Мы благополучно достигли берега, не подозревая, что здесь нам уготовано еще одно испытание. Плашкоутный мост был разведен, видать, из-за дождя.

Сандро-Фанера аж потемнел и осунулся лицом. Но тут я толкнул его в бок, показал на чернеющую возле светлой воды лодку. Парень вздрогнул. Доверив мне куртку, кинулся к лодке, с разбегу столкнул ее на воду. Хохоча и прыгая, метнулся вверх по откосу, и долго сыпались оттуда камни, пустые консервные банки. Слышно было, как хрястнул, затрещал перелесок, и я догадался, что Сандро-Фанера ищет дерево, способное заменить весло. Скоро он вынырнул из тумана, волоча две осины, выдернутые с корнем.

Мы сели в лодку, оттолкнулись.

Дождик перестал накрапывать, небо очистилось, и при ясном свете луны слоистый дым тумана сделался седым. С лугов дохнуло мокрыми стогами, где-то в заводи проквакала, радуясь благодати, одинокая лягушка.

Простор, снизу доверху заполняемый задумчивой тишиной, завораживал. На груди Сандро-Фанеры заиграл приемник.

Умиление овладело мной так сильно, что я не сразу понял, почему мы очутились в воде. Затяжелевшая лодка, несмотря на мощные взмахи Сандро-Фанеры, гребущего осиной, почти стояла в середине реки. Только заметив, что лодка наша наполовину залита водой, я привстал и завопил:

— Тонем!

— Полундра! — весело подхватил Сандро-Фанера, видимо, приняв мой крик за шутку.

Разгоряченный, обо всем забывший на свете, он греб и греб, и даже когда убедился, что я орал не нарочно, безмятежно сплюнул — сейчас ему море было по колено.

До него долго, как до верблюда, доходило, что мы на самом деле терпим крушение. Озабоченно оглянувшись, Сандро-Фанера коротко бросил:

— Давай сюда куртку!..

Лодка замерла, ее сносило течением. В ней тихо плескалась вода, подбираясь к краям бортов.

Завздыхав, Сандро-Фанера, почему-то подвернул штанины, поднял высоко над головой сверток и полез за борт. И поплыл смешно, по-собачьи дергаясь, словно желая сбросить черный пузырь вздувшихся штанов.

Следом за ним плюхнулся в воду я. Пристал к берегу, где стоял, запутавшись в лозняке и матюкаясь, Сандро-Фанера. В горячке не догадался снять с груди радиоприемник. Однако огорчался он недолго. Выбрался на луговую траву, размашисто зашагал. Я едва поспевал за ним.

Туман поднимался, под ним темнели стога, а вдалеке за ними, в серой пелене обозначилась розовая заря.

И вот из предутренней мглы проступили несколько домов. Сандро-Фанера, кажется, чутьем угадавший, где его ждут, направился к ближнему дому. Огонь в нем не горел, но это не смутило Сандро-Фанеру. Он решительно поднялся на крыльцо, нажал на кнопку звонка. Лицо его, заветренное до черноты, было диковато-одухотворенным, как у цыгана, прискакавшего на только что украденном коне.

Щелкнул замок, дверь приоткрылась. Из сумрака вызрелся заспанный бородач, который днем чуть было не зашиб Сандро-Фанеру портфелем с образцами полевого шпата. У Сандро-Фанеры, собравшегося что-то сказать, из груди вырвался лишь сиплый кашель.

— Извините за ранний визит, — сказал я бородачу. — Мы ищем Фаину Власовну.

— Она спит, — ответил бородач.

— По ихней просьбе пожаловали, — проговорил наконец Сандро-Фанера. — Грамоту нашли…

— Тс-с!.. — Бородач приложил палец к губам: — Пройдите в кухню.

Стараясь не хлюпать носами, мы пробрались в кухню. Бородач, успевший натянуть на себя полосатую пижаму, плотнее закрыл дверь. Он уже справился с растерянностью, посмотрел на нас без всякого внимания, точно на пустое место, холодно распорядился: