И вышло почти по ее слову – после двадцати часов трудных родов моавитянка произвела на свет четырех мальчиков. Все они появились на свет с волосатыми макушками. Волосы одного из них были черны, как смоль, второго – белы, как лебединый пух, а головы третьего и четвертого венчали медные кудри.

Матушка Ним немедленно известила старшего мастера братства кожевенников о произошедшем событии. Он тут же явился к нам в дом, сопровождаемый жрецом Иштар и старейшинами общины. Они вошли к лежавшей в постели моавитянке, поклонились ей и младенцам, и покрыли все ее ложе полновесными золотыми монетами.

С тех пор моавитянка стала честной женщиной, купила себе масличную рощу и виноградник, в котором весело играют четверо ее разномастных детей.

Удар кинжала

Третья история о заведении матушки Ним, которую я хочу рассказать вам, случилась со мной. Как-то раз к нам в дом пришла целая толпа грязных и оборванных матросов. Но хозяйка не прогнала их – она знала, что это была команда финикийских пиратов, пропивавшая в Городе огромный куш, который сорвали они, ограбив караван греческих торговых судов.

Эти финикийцы были весьма осведомлены об обычаях, принятых в публичных домах Города. Например, знали они, что девкам на пирушках у нас подают не вино, а окру – красный напиток из цветов гибискуса, чтобы девки не теряли голову и не обслужили случайно клиента бесплатно. Пираты учинили небольшой скандал и добились-таки, чтобы раб вынес кувшины с вином в большой зал, в котором пировали гости; один из финикийцев занял место виночерпия и щедро разливал напиток, как мужчинам, так и женщинам. Среди этих женщин была и я.

Я в тот день была одета в тонкое платье из багряного шелка, на который так падки держащие власть в своих руках. Может поэтому, а может, почему-то еще предводитель пиратов стал уделять мне особое внимание. Он собственноручно подносил мне чаши с вином, кормил меня из рук фруктами в меду и беспрестанно целовал. От его поцелуев, а еще больше от вина, я разгорячилась и принялась танцевать, а финикийцы отбивали ритм ладонями и ступнями.

Наконец главарь подошел ко мне и остановил мой танец, грубо схватив меня за руку.

– Посмотрим, – вскричал он, бешено вращая глазами, – так ли ты хороша, девка, как кажешься!

Я думала, что он потащит меня наверх, в уединенные комнаты, но вместо этого капитан выхватил длинный кинжал, и не успела я глазом моргнуть, как вонзил его мне прямо в сердце. Я почувствовала боль и холод металла и приготовилась уже умереть. Тут все финикийцы встали вокруг меня и сказали хором:

– Посмотрим, так ли ты хороша, девка, как кажешься!

И главарь вырвал кинжал из моего сердца. Сначала ничего не произошло, а потом из груди моей забила фонтаном красная струя. Финикийцы подставляли свои бокалы, и наполняли их, и пили, и хвалили меня, а я все не умирала. Под конец струя стала едва течь, и главарь налил только полкубка, как жидкость иссякла. Он дал мне пригубить, и я попробовала, и поняла, что это лучшее сладкое вино из тех, что я пила в своей жизни.

– Нет ничего слаще, – говорили мне наперебой финикийцы, – чем вино, которое образуется в теле пьяной гулящей женщины, когда она разгорячится, как следует.

Но, хотя вино и вправду было очень вкусно, я бы не хотела еще раз стать его сосудом.

Преимущества и недостатки

Правитель города возлежал на подушках, вышитых золотом и пурпуром, и лениво смотрел на стоявшую перед ним женщину. Правитель города был молод – этой весной ему исполнилось двадцать два года. Он был одновременно страстен и пресыщен жизнью, от чего яростно брался за разнообразные дела, которые потом завершал медленно и неторопливо. Вот и сейчас шел шестой час судебного присутствия и это, последнее на сегодня, дело казалось ему не стоящим выеденного яйца. Честные женщины Города принесли жалобу на свободную куртизанку, носившую прозвище Галатея, незаконнорожденную дочь греческого купца . Галатея эта была весьма известна в Городе за свое потрясающей красоты сложение, острый ум и необыкновенное танцевальное искусство. Честные женщины обвиняли ее в том, что их мужья проводят все вечера и ночи на ее дворе, выбрасывают ежевечернее там на ветер целые состояния, покупают богатые подарки не им, честным женам, а этой шлюхе и вообще забыли свои отцовские и супружеские обязанности в разгульных пирах и оргиях.

Галатея и вправду оказалась сметливой женщиной и довольно ловко защищалась.

– Виновата ли я, – говорила она, – что в молодости мать не сыскала мне жениха, как то подобало бы доброй родительнице, а вместо того продала мою невинность одному знатному вельможе, имени которого я не назову здесь, уважая его скромность?

Виновата ли я, что с тех пор не было у меня другого пути, как стать куртизанкой?

Виновата ли я, что оказалась искусной в любовной науке, и в приятном разговоре, и в изящном танце?

Виновата ли я, что развила свой ум во встречах с иноземными купцами, поэтами и художниками?

Виновата ли я, что мое общество приятнее для мужчин Города, чем общество их, без сомнения, честных жен?

Правитель Города задумался. Он, действительно, не мог обвинить женщину в том, что она привлекательна. С другой стороны, он не мог отвергнуть справедливую жалобу и восстановить против себя всех честных женщин.

– Послушай меня, Галатея. Я не могу лишить тебя красоты, приятности и ума. Но и ждать, пока пройдет время, и твои преимущества рассеются сами собой, я тоже не могу. Поэтому предлагаю тебе согласиться с тем, чтобы у тебя появился один маленький недостаток.