Шмюльц поморщился. По приказу Плотникова приготовитель смесей опять добавил мела около сорока процентов! Хотя по правилам мел должен составлять в смеси всего тринадцать процентов. А это значит, что Шмюльц теперь будет мучиться, пытаясь из этой смеси сделать конфетку. Хорошо, что хоть у него есть все необходимые записи, добытые в ходе многочисленных мучительных экспериментов. Глядя в блокнот, он настроил температуры нагрева на разных стадиях, скорость вытяжки, давление и еще несколько параметров. После того, как датчики зафиксировали настроенную температуру, зажглась зеленая лампочка и Шмюльц включил линию. Пошло полотно. Но сначала его надо было вручную вытянуть на несколько метров, пока его не ухватит вал в середине линии. Шмюльц с упаковщиком в тяжелых ботинках, обжигая пальцы, вытянули горячее полотно и сунули в станок-ламинатор, покрывающий полотно пленкой с разнообразными рисунками. Так, нормально… Шмюльц включил пилу и путем настройки приказал ей резать полотно на куски, длинной 2,7 метра. Это была стандартная длинна стеновых панелей, но часто выпускалась и так называемая «трешка», то-есть панель, длинной три метра. А по заказу панель можно было отрезать любой длинны. Потом он одел рулон пленки-ламината с рисунком и ламинатор стал приклеивать на панели рисунок, называемый «Идилия». Рисунок «Идилия» представлял собой бессмысленное сочетание геометрических фигур пастельных тонов. Почему это называлось именно «Идилия» не знал даже художник-дизайнер, придумавший этот рисунок. Просто каждый рисунок должен иметь название, это лучше привлекает покупателей, чем обычный порядковый номер типа «А53В2». Итак, полотно шло ровное, беленькое, без дыр и морщин, пила резала все исправно, рисунок «Идилия» не навевал никаких ассоциаций. Петр Шмюльц взял в руки одну готовую панель и отнес ее на весы. Весы, однако, показали, что панель на сорок семь грамм тяжелее, чем надо. Вообще-то для панели это было хорошо, чем она тяжелее, тем крепче. Но Игорь Валентинович экономил на каждом грамме и строго следил, что бы каждая панель весила минимально возможно. Что-ж… Шмюльц убавил вес и кивнул молодому упаковщику в тяжелых ботинках. Наладив все что нужно было, Шмюльц мог расслабиться неспеша пройтись мимо всех четырех линий.

– Ну че? – спросил он у упаковщика с третьей линии. – Все в порядке?

– Да, – ответил упаковщик. – Все в порядке.

– Ну как? – спросил он у упаковщика со второй линии. – Как идет?

– Да нормально все, – отвечал упаковщик.

– Ну че? – спросил он у упаковщика с первой линии. – Брак шел?

– Было, – ответил упаковщик. – Полосы шли.

– А чего не говорил?

– Да они прошли уже. Это из-за мусора в смеси.

– Еще раз будут – сразу скажи мне, я отрегулирую.

Тут у Шмюльца заиграл смартфон и для ответа он отбежал в другой конец цеха. Игорь Валентинович Плотников повесил в цеху объявление, по которому за разговоры по сотовым телефонам рабочие наказывались штрафом в размере пятисот рублей. По мнению Плотникова рабочие обязаны работать, а не болтать по телефонам. Однажды один грузчик попытался оспорить это мнение и объяснить Игорю Валентиновичу, что это ущемление его прав и что он приобрел гаджет именно для того, чтобы разговаривать. За это грузчик отделался увольнением без пособия. Более смельчаков не находилось и все старались не вынимать сотовые в присутствии босса.

– Да? – ответил Шмюльц, косясь в ту сторону, в какой находился Плотников. Босса пока было не видно. – Чего-то случилось, Рита?

– Петь, звонили из компании насчет кабельного телевидения. Они должны придти сегодня.

– Так… – кивнул Шмюльц. – Хорошо.

– Но их нужно встретить.

– Ну пусть Аленка встретит, она же дома.

– Да я ей уже звонила, она ушла.

– Куда?

– Не говорит. Опять к своим дружкам, наверное. Я ей сказала, но она не… – Шмюльц не расслышал что сказала его супруга про их дочь, потому что в этот момент включили дробилку. Цех наполнился громким грохотом. Шмюльц отошел совсем в дальний угол.

– Ну тогда ты отпросись с работы, – заорал он в трубку, стараясь заглушить грохот.

– Что?

– Ты отпросись!!!

– Я не могу!

– Что?

– Я не могу!!!

– Я тоже не могу!!!

Дальше разговаривать не имело смысла и Петр Степанович убрал телефон в карман. Из-за дробилки было практически ничего не слышно. А что бы перезвонить, надо было выходить на улицу. Тут вновь раздался телефонный звонок. Шмюльц даже краем уха не расслышал мелодию, он определил звонок по вибрации.

– Я говорю, что я не могу отпроситься с работы!!! – вновь заорал он в трубку.

– Чего?

– Я не могу!!!

– Чего не можешь?

Шмюльц взглянул на экранчик телефона. Так и есть – сейчас звонила не жена. На экранчике зелеными буковками сияло имя «Вячеслав Борисович». При этом голос был женский, даже, можно сказать – девичий.

– Гульшат, я перезвоню позже! – крикнул он в трубку своей любовнице и отключил связь.

В двенадцать ноль-ноль на предприятии наступил обеденный час. Война войной, а обед по расписанию. Вообще-то упаковщикам и операторам не разрешается покидать рабочее место даже на обед – рядом с линиями стоял столик и электрочайник и рабочие должны были обедать именно там, что бы им хорошо было видно свои линии. Особенно это касалось операторов. Потому что в любой момент может случиться всякое и оператор всегда должен находиться поблизости и немедленно все исправлять. Но это не касалось разнорабочих они обедали в раздевалке.

Петр Шмюльц заметил, как несколько разнорабочих небольшой стайкой последовали к двери и вышли из цеха на обед, оставив четверых упаковщиков есть свои принесенные в пластиковых контейнерах макароны и пельмени прямо в пыли и грязными руками. Шмюльц обошел все четыре линии и подошел к окну, которое выходило на небольшую стоянку, на которой парковалось начальство. Плотниковской «Мазды» не было. Шмюльц кивнул.

– Слыш, Артем, – обратился он к упаковщику с третьей линии, – я пойду наверх похаваю. Если что – звони мне, я спущусь. Мой номер есть?

– Да, есть, – ответил Артем, не отрываясь от пережовывания быстрорастворимого картофельного пюрэ со вкусом курицы и грибов с размешанным в нем бульонным кубиком с ароматом говядины. Вонища сбивала с толку – то ли пускать слюнки, то ли рыгать под ноги.

– Успеваешь? – спросил Шмюльц. – И пакуешь и жрешь одновременно?

– Да, блин, че то я запариваюсь, – пожаловался Артем и сунул в рот большую ложку горячего пюрэ. – Скорость «три и шесть». Даже поссать некогда.

– Если после обеда Плотник не приедет, я уменьшу скорость, – пообещал Шмюльц.