И Снежинский запросто стуканёт при первой возможности. Нужно мне какую-то работёнку подыскать, чтоб мотаться можно было туда-сюда, не вызывая подозрений. А вот ребятам командировку оформить придётся и путёвку тоже. Блин, это очень неудобно всё. Надо уже машину собственную приобретать и парней тоже пристраивать куда-то…

— Егор Андреевич, — окликают меня, когда я иду к проходной.

Я оборачиваюсь и вижу Снежинского. Тут как тут шпик хренов.

— День на фабрике начинается и заканчивается встречей с вами, Эдуард Фридрикович, — усмехаюсь я. — Это что-то должно значить, мне кажется. Вы в астрологии не сведущи?

— Уже заканчивается? — удивляется он и смотрит на часы.

— На фабрике да, еду вот в горком. Меня включили в группу по подготовке городского слёта трудовых коллективов. Будем до ночи там заседать сегодня. А вы что-то сказать мне хотели?

— Да, — поджимает он губы и замолкает.

Я молча жду, когда он продолжит.

— В общем, я подумал над вашими словами и готов признать, что вы правы.

Во как, и к чему это, интересно?

— В чём именно? — чуть щурюсь я.

— Я неправильно строил свою жизнь. Но сегодня задумался и признаю, вы правы, дружба, а не конфронтация, вот что важно.

— Ну что же, я рад нашему взаимопониманию. Давайте попробуем строить дальнейшие отношения на этой общей для нас позиции.

— И ещё я понял, — говорит он, не слушая меня, — что недооценил вас с самого начала и за это поплатился. Да. Я всё неправильно сделал. И вы абсолютно правы, время ещё есть. Теперь буду действовать правильно. Спасибо вам за разговор. Вы, сами о том не догадываясь, очень мне помогли.

Он поворачивается и идёт прочь, а я смотрю ему вслед, пытаясь понять, что это было — капитуляция или угроза. Ладно, потом как-нибудь разберёмся.

Я забегаю домой, собираю вещи, оставляю родителям записку и звоню Наташке. Из подъезда мы выходим одновременно. Забрасываем свои вещи в багажник и забираемся на заднее сиденье. Она приваливается ко мне и сидит не шевелясь, козочка моя.

В Новосибирск мы приезжаем около шести часов. Погода здесь получше, чем у нас. Небо чище, да и теплее, мне кажется. Когда мы проезжаем мимо небольшого рыночка, я прошу Пашу остановиться и выхожу из машины.

— Ты куда? — удивляется Наташка.

— Сейчас вернусь, хочу кое-что глянуть.

Игорь идёт со мной, а Павел остаётся с Натальей. Мы проходим вглубь.

— Что ищем? — спрашивает Игорь.

— Цветы, — отвечаю я. — Цветов хочу купить.

— Маловероятно, конечно, — пожимает он плечами, — но давай посмотрим.

Цветы находятся в маленькой будочке с запотевшими стёклами, но только гвоздики. Блин. Гвоздики — это жуткий официоз.

— Бери, брат, сколько хочешь? — накидывается на меня грузин с тонкими усиками, красными замёрзшими ушами и огромной кепкой-аэродромом.

Их тут несколько человек и кроме пяти облезших роз и ведра гвоздик ничего нет. Гвоздики, правда не красные, а белые.

— Ну что, — обращаюсь я к Игорю. — Гвоздики что ли взять? Не люблю я их.

— Э-э-э, — оживляется продавец. — Как не люблю? Зачем не люблю? Брат, ты посмотри, цветок нежный, понюхай, брат. Для девушка берёшь? Спасибо тебе скажет. Любить будет. Я уступлю, по два рубля отдам.

Я поднимаю брови и удивлённо смотрю на него:

— Почём? По два? Сколько у тебя здесь? Сколько всего цветов?

Он подвисает.

— Сколько ты хочешь, скажи.

— Все хочу, сколько здесь?

Поколебавшись, он начинает считать, получается сорок семь. Гвоздики, сами по себе, цветы тощие, не пышные и сорок семь — это не так уж много. Если поставить в не очень высокую вазу и дать им свеситься в разные стороны, может, конечно, получиться неплохо. Но, по мне, даже астры гораздо лучше, чем гвоздики. Но делать нечего, возьму, что есть.

— До вечера точно не продашь, брат, — пожимаю я плечами. — А завтра цена упадёт, уже несвежие будут. Давай все за тридцать.

— Э-э-э! Каких тридцать! За…

Он задумывается прикидывая в уме за сколько может отдать.

— За семьдесят отдам, — покачав головой говорит он.

На подмогу к нему подтягиваются его собратья по бизнесу, стоящие здесь же.

— Э-э-э! Какой тридцать? Совсем уже?! Семьдесят.

— Нет, — качаю я головой. — Цветы уже дня два у вас здесь стоят.

— Какой два дня, а? — кипятятся они. — Сегодня привезли.

— Место непроходное, постоите и выбросите. Ладно, дам тридцать пять и пойдёте отдыхать в тепло.