Шрифт:
– А… – добродушно протянула летавица, шурша купюрами. – И что там?
– Он сегодня кидался камнями во льва, – зачем-то сообщил я.
Знал же, что ей это глубоко фиолетово, но каждый раз словно надеялся: Тави проявит мало-мальское любопытство. Ну не может же у нее начисто отсутствовать материнский инстинкт. Это не то что не по-человечески, это вообще на уровне инфузорий.
– И сильно кидался? – спросила, и в самом деле, кажется, заинтересовавшись.
– Настолько, что ветеринар зоопарка, застукав его на месте преступления, надрал уши. Литвинов…
Тави вдруг подлетела в кресле. Ее прекрасное нежное личико исказилось яростью.
– Как так? Литвинов? Уши? И котенок позволил этому ветеринару прикоснуться к своим ушам?
– Он маленький, Тави. Он еще не может что-то позволить или не позволить. Ребенок зависит от взрослых. И, кроме того, Чеб и в самом деле провинился. Нападать на того, кто не может ответить – это… Недостойно.
Последнее я произнес уже обреченно. Она не поймет.
– Мальчик должен был тут же наказать обидчика! – к моему удивлению ненависть во взгляде обычно бесстрастной Тави не успокоилась. – Даже ценой своей жизни! Это дело крови.
– Ты не мать, – в который раз за годы нашего общения произнес я. – Ты кукушка. Это все, что тебя беспокоит? Что кто-то с твоей кровью позволил чужому дотронуться до ушей?
– Это недопустимо! – Тави резко направилась к окну, закрытому мной на двойной шпингалет. – Еще и ветеринару Литвинову.
Будто она знала, кто такой ветеринар Литвинов…
– Эй, ты куда, – попытался ее остановить. – Я же сказал – через дверь.
– Ну, Захар… – жалобно произнесла Тави, глядя мне в лицо прекрасными глазами, – темно же еще. Никто не увидит.
– Нет, – твердо сказал я, но она уже открывала фрамугу. – Кстати, не хочешь ли ты взглянуть на сына?
Вопрос, конечно, как всегда остался риторическим. Он даже не завис в воздухе. Прошелестел тенью по стене и испарился.
– Пока, Захарушка, – пропела уже с той стороны подоконника. – Пусть день твой будет удачным!
И пропала. Только тонкое крылышко прозрачно блеснуло в занимавшейся заре.
Я подошел к открытому после стремительного ухода Тави окну. Контуры старого города проступали из тумана раннего утра, словно буквы несуществующего алфавита. Первыми проявлялись крыши домов, плоские и треугольные, вытянутые в башенки и распластанные под разноцветной черепицей. Затем они углублялись в улицы, обозначались рядами домов, уходящими к старой площади, вымощенной нарочитыми булыжниками.
В этой проявляющейся тишине оставалось нечто важное накануне появления Тави, но я забыл. Оно тревожило сейчас, но я никак не мог вспомнить, что же случилось перед разговором с летавицей. И еще…
– Черт, – я хлопнул себя по лбу. – Не закрыл окно в комнате Чеба…
До полнолуния еще неделя, но все же…
Глава вторая. Служба управников на месте трагедии
Утром я отвел сына к бабАне в соседний подъезд.
– Ты ж мой котенок, – привычно закурлыкала бабАня вокруг Чеба, – мой же ты славный, мой хороший…
Чеб как-то странно прижался ко мне, не желая проходить дальше.
– Ты чего? – я мягко подтолкнул его. – Сегодня без капризов, и сам знаешь почему.
В моем голосе назревала гроза, и Чеб, вздохнув, как-то искоса и вопросительно посмотрел на няню. Мне показалось, он ждал от нее каких-то слов, а БабАня все говорила «про другое». Словно она стала вдруг совсем чужой, той, которую мой сын не знал. БабАня не замечала напряжения, сквозившего в зажатых движениях Чеба.
– Два дня тебя не видела, ты, кажется, подрос…
Она обняла его, и Чебик словно удостоверился, что бабАня – это та самая бабАня, оттаял. Улыбнулся сначала неуверенно, а затем во весь рот.
– Дай-ка посмотрю, молодец ты мой…
Чеб снисходительно повертелся, демонстрируя удаль молодецкую.
– Этот юноша вовсе не молодец, – остудил я ее пыл. – Вчера он вел себя просто отвратительно, Так что сегодня…
– А я булочки с шоколадом напекла, компот из вишни сварила. Булочки еще горячие, а компот остудила. Возьмешь с собой, Захар? У тебя щеки впали.
Она покачала головой, а я сглотнул слюну. В квартире бабАни пахло горячим шоколадом и прохладной, сочной вишней. Попытался держать лицо, уже сдаваясь:
– Но он наказан…
– В пакет сложила, – сообщила няня. – На случай, если ты торопишься. И не сможешь с нами позавтракать.
Я и оглянуться не успел, как уже тащил большой, одуряюще пахнущий пакет, спускаясь по лестнице. Первую булочку, не утерпев, достал на выходе из подъезда, впился зубами в ароматное невесомое облако. А потом успел умять еще две, пока поднимался.