– Берись за тонкий конец!
– приказал старик Миньке.

Они сняли лесину. Человек, не открывая глаз, глухо застонал, его губы слегка шевельнулись.

Дед Митрок опустился на колени, приподнял голову парня: на темени виднелась широкая кровяная полоса.

– Сучком задело, - сказал дед Митрок.
– Беги-ка, Минька, к шалашу, притащи воды и меду! Живо!

Дед перевязал голову раненого своим большим ситцевым платком.

Запыхавшийся Минька принес туесок с медом и воду в берестяном чуманке.

– Давай сюда!
– дед принялся разводить мед водой.
– Это мед первого взятка...
– приговаривал он.
– Майский мед - первостатейный! Самый лечебный... Лей-ка ему в рот. Да помаленьку...

Минька стал лить медовую воду тонкой струйкой в рот раненому. Глаз незнакомец по-прежнему не открывал и, казалось, побледнел еще больше.

– Врача нужно, - прошептал Минька.

Старик покачал головой:

– Где его возьмешь? До деревни десять верст, до райцентра - сорок. Кабы ты на велосипеде был, а так, пешком, засветло не успеешь. Вот что, Минька, беги-ка на Карин мыс, может, лесника на покосе застанешь. Пусть приедет на лошади. А не найдешь лесника, шпарь домой, бригадиру скажи. Я тут дожидаться стану.

Минька пустился было бежать, но тут послышался гул, и над лесом показался вертолет. Он летел медленно и очень низко, будто высматривал кого-то в лесу.

– Дедушка, вертолет!
– закричал Минька.
– Пожарник!

Он выбежал на поляну, сорвал с себя рубаху и стал вертеть ею над головой.

– Эй! Эй!
– кричал Минька что было силы.
– Эй, дяденька!

Но летчик, наверно, не заметил его: вертолет медленно удалялся.

Чуть не плача, Минька вернулся к деду, волоча рубаху по земле.

– Улетел!..
– Дед понурился, но вдруг поднял голову: - Пожарник, говоришь?
– Он быстро полез в карман и протянул внуку коробок спичек: Зажигай стог!

Минька не поверил своим ушам. Он растерянно стоял перед дедом, мигая глазами.

– Ну, кому сказано!
– прикрикнул на него дед.
– Зажигай со всех сторон!

Вертолета уже не было видно, когда вверх взметнулся высокий столб огня и дыма.

Дед Митрок осторожно положил голову раненого на траву и, подобрав брошенную Минькой рубаху, подошел к пылающему стогу.

– Вернется... Должен вернуться, - твердил он, прислушиваясь к отдаленному стрекоту вертолета.
– У него должность такая - пожарник... Пылай, сенцо, пылай!

Услышав последние слова деда, Минька запрыгал на месте и тоже закричал:

– Пылай, пылай!

Расчет старого пасечника оказался верным - через несколько минут вертолет уже кружил над самой поляной.

Дед Митрок напялил на зубья грабель Минькину рубаху и принялся размахивать ими, точно флагом.

Вертолет приземлился у лога. Дед и внук побежали навстречу летчику.

– Что случилось?
– строго спросил он.
– Отчего стог загорелся?

– Я его поджег!
– выпалил Минька, но дед цыкнул на него, и мальчик смущенно умолк.

– Человек при смерти, - сказал дед Митрок.
– В больницу его надо доставить. А пожара не будет, об этом не беспокойтесь.

Летчик внимательно посмотрел на мальчика и на пасечника, который все еще держал на плече грабли.

– Где он?
– спросил летчик.

Раненый по-прежнему неподвижно лежал на спине, только дыхание его стало частым-частым и под глазами появились синие отеки.

Летчик приподнял незнакомца за плечи, дед с внуком - за ноги, и они осторожно понесли раненого к вертолету. Второй пилот помог втащить его в кабину.

Летчик захлопнул дверцу. Заработали винты, и машина, тяжело оторвавшись от земли, поднялась над лесом, словно большая стрекоза.

Стог уже догорел; от него остался на земле лишь красноватый, подернутый серым пеплом круг.

Когда вертолет скрылся из виду, дед Митрок положил руку на плечо Миньки и сказал:

– Обедать пора. Редьку-то принес?

Минька кивнул.

– Вот и ладно.

И старик, тяжело ступая, пошел к шалашу.