— Вот сегодня мы их и помянем таким образом. Я чувствую боль и тоску твоего сердца. Но вместе с этим придёт облегчение — нужно только немного подождать. Ты думаешь, что так теряешь родителей, но это наоборот. Когда их души будут свободны, они станут ближе к тебе. Станут частью тебя. Сейчас это для тебя за гранью понимания, но озарение придёт, дитя. — она взяла мою руку и повела на кухню.

Жила Клавдия в обыкновенной хрущёвке. Кухня небольшая, квадратной формы, две комнаты вагончиком и совмещённый санузел. Но здесь царила атмосфера уюта и покоя — то же, что я чувствовала возле хозяйки. Обстановка тоже была простая: на кухне светлый гарнитур из нескольких шкафчиков, небольшой квадратный стол и три стула вокруг него. Возле двери стоял небольшой холодильник. Окно занавешивала белоснежная тюль. И весь интерьер был выдержан в светлых, тёплых тонах. Я присела на стул и начала выкладывать из пакета принесённую еду. Клавдия, посмотрев, достала из верхнего шкафа тарелки и поставила возле меня. Мне понравилось, что она не начала отказываться, просить увезти домой. Этим она как будто приняла меня.

— Торт надо бы в холодильник поставить, а то сгущенка потечёт. — я протянула упаковку.

— Давай, похолодим его немного. — она поставила сладость на нижнюю полку. — Ты хлеб чёрный ешь? — дождавшись утвердительного кивка, начала аккуратно нарезать куски от буханки.

— Давайте, я помогу чем-нибудь.

— Посиди, дитя, отдохни немного. Денёк ведь не из лёгких был. — она не спрашивала, а ставила перед фактом.

Я постаралась скрыть моё поражённое выражение лица. Если Клавдия захочет, то сама мне объяснит. А если нет, значит, и не нужно мне это знать. Я не хотела отталкивать её своей назойливостью. Моя душа тянулась к этой удивительной женщине.

Клавдия поставила на стол тарелки с борщом, украшенные веточками укропа, креманку со сметаной, по густоте похожую на деревенскую, хлеб и картошку в сметанном соусе с «ёжиками», свежие и малосольные огурчики.

— Руки можешь здесь помыть здесь или в ванной, как тебе больше нравится. — раскладывая столовые приборы, сказала Клавдия.

— Я лучше здесь ополосну.

Помыв руки, я снова присела за стол. Вот не была же я голодной, но запах еды просто сводил с ума! Рот наполнился слюной.

— Давай, кушай, пока всё горяченькое. Порадуй старушку. — Клавдия подмигнула мне.

— Ой, какая же Вы старушка! Я больше пятидесяти и не дам сроду никогда! — я протестующе замотала головой.

— Да, в моём случае тело вводит в заблуждение многих. Но, Лика, давай договоримся: называй меня на «ты». Мне будет очень приятно! Ты мне как внучка сейчас. А если будешь называть бабушкой, так вообще осчастливишь меня!

— Хорошо, мне тоже будет очень приятно так тебя называть. — я произнесла это и поняла, что так правильно. — Бабушка.

По лицу женщины действительно расплылась счастливая улыбка.

Мы ели не торопясь и до того всё было вкусно, что хотелось наслаждаться этим бесконечно. Я увидела на полу миски с кошачьей едой и спросила, кто здесь обитает. Клавдия рассказала, что у неё есть кошка семнадцати лет. Её выкинули почти слепым котёнком к мусорным контейнерам. Женщина, выносившая пустые коробки в то время, забрала её себе, выкормила из пипетки. Я рассказала про своего Рейна и вот так разговор закрутился про животных: их повадки, привычки. Перешли к своим хобби: я узнала, что Клавдия любит вязать, особенно крючком. По молодости вышивала крестиком. Потом времени на это стало всё меньше из-за прибавлявшегося количества людей, горящих желанием попасть к ней. Вот так и началась её работа ведуньей.

— Я, правда, не называю себя так. Ведает только Господь. А я лишь исполняю его волю. Я не занимаюсь тёмными делами, приворотами. Это рождается от низменных желаний: зависти, ненависти, ревности. Это всё грешно. А вот снять это с тех людей, кто не заслужил — это лечение. Вот поэтому я и называю себя целительницей, дитя. — Клавдия подошла к плите.

— Ты будешь с тортом чай или компот клубнично-смородиновый горяченький испробуешь?

— Я лучше компот попью, да и то, наверно, без торта: не влезет уже! — я похлопала себя по полному животу.

— Ну и хорошо. — она принесла мне кружку ароматного вкусного компота.

— Почему ты перестала принимать людей, бабушка? — этот вопрос не давал мне покоя.

— Люди пошли корыстные. Все идут за выгодой. И все предлагают деньги, считая, что всё можно купить. А ведь это не так! Чистоту души не вернёшь никогда, стоит только раз поддаться искушению. Вот я не поддаюсь. Помогаю только тем, кто действительно без меня не выдюжит, Лика. — вернулась она к столу с кружкой чая с листьями смородины.

— Почему тогда меня решила к себе приблизить? — я подалась вперёд, смотря на неё.

— Видишь ли, Анжелика, Марина — твоя мама, в самый первый раз пришла ко мне из-за тебя. На трёхмесячной крохе был такой сильный сглаз, что даже мне пришлось нелегко, пока я убирала всё. Исходило это от бывшей одногруппницы Марины. Она думала, что Марк будет её парнем, да не тут-то было. Вот она и сходила к кому не надо. Дурное дело — не хитрое. Только в то время Марина уже была беременна тобой и ты, как чистая душа, впитала весь негатив с родителей в себя. С самого рождения это стало на тебе отражаться: обвитие пуповиной при родах, сильнейшая аллергия на всё, постоянно плакала, не переставая. Твоя мама думала, что у тебя грыжа и принесла ко мне. А когда стали разматывать этот клубок — всё и обнаружилось. Я тебя практически на ноги поставила. Марина хотела, чтобы я даже крёстной твоей стала. И я бы с большим удовольствием согласилась, да вот только нельзя мне. Сила истинная и полная даётся только взамен на одиночество! — Клавдия понуро опустила плечи.