— Ой, какая скрипучая! — сказала Сима.

Нина, казалось, только и ждала этих слов и недовольно ответила.

— Какая есть. Не я виновата. Комендант.

— Очень уж рано ложишься ты, — проговорила Лена.

— Делать нечего.

Нине казалось, что до ее прихода девушки о чем-то говорили, она помешала им, и теперь, выглянув из-под одеяла, сказала:

— Скорей усну, вам мешать не буду.

— Не сердись, Нина. Что с тобой? Или, может…

— Перестань, Наташка! — крикнула Нина.

Словно бы продолжая давно начатый разговор, Лена сказала:

— Помню, мне мама рассказывала… Надели на нее платье шелковое, фату газовую, цветы восковые прикрепили, уже нужно в церковь ехать. И тут моя бабушка стала осматривать невесту в последний раз: оборка у платья отпоролась. Она как всплеснет руками: «Ах ты, боже мой! Хорошо, что доглядели, а то если бы в церкви случилось, так целое горе». Скорей нитку да иголку и давай на невесте подштопывать.

Наташа, подшивавшая в это время подол платья, попробовала крепость шва. Лежа под одеялом, Нина прислушивалась к рассказу. Теперь, когда она помолчала и одумалась, то даже удивилась тому, что была рассержена чем-то, чем — уже не могла вспомнить. Оказалось, что сердиться бы вовсе не на что.

— Подштопала ей платье и скорей в коляску…

— А почему бабушка боялась, чтобы не в церкви?

— Представь, Сима, что ты стоишь под венцом, людей полно в церкви, а у тебя вдруг оборка с платья валится. А тут еще свечу надо держать да первой на платок наступить, чтобы старшей в доме быть.

— Ну, и кто наступил первый: невеста или жених?

— Конечно, мама первая наступила. Я у нее спрашивала.

Сима посмотрела на карточку старушки, что над кроватью Лены, и спросила:

— А в доме старший кто был?

— Кто? Конечно папа! У нас он был строгий…

Притаившаяся под одеялом, Нина засмеялась.

— Ты не спишь?

— Уснешь тут, разговоры такие…

— Ты еще с полчаса полежи, хорошо? — попросила Наташа.

— Зачем я тебе нужна?

— Вот и нужна. Ленка, расскажи что-нибудь, а то уснет. Расскажи, как тебя замуж выдать хотели за этого — за частника. Сколько раз прошу, не хочешь, вредная!

— А что рассказывать? Богатый, лысый, противный, тянучка такая… Он шоколадными тянучками торговал, рассылал мальчишек по базару, они бегали и кричали: «Ирис-тянучка по копейке штучка!»

— Ирис был вкусный? Небось часто угощал? — с завистью спросила Наташа.

— Угощал… Ирис мне тоже потом опротивел. И сейчас есть не могу.

— Ну, а потом что?

— Узнала, что мама согласилась меня замуж выдать, — и сбежала. И рада. Только боялась, что на стройку не примут.

— Рада? — переспросила Сима. — А замуж с тех пор выйти не можешь. Нельзя от свадьбы бегать!

— Я не жалею.

— Понятно!

— И совсем тебе ничего не понятно! — беззлобно ответила Лена. — Если ты про него, так я просто отвлекла… Стропилин сколько уж раз благодарил меня. Ему друга жаль было.

— Только для других и стараешься? А для себя ничего?

— А что для себя, Наташа? Он ведь мальчик… Ну, довольно. Я и так целый вечер болтаю. Расскажи теперь ты, Сима…

— Нечего мне рассказывать… Я слушать люблю. Могу, конечно, рассказать, как формовщик Редькин сегодня через опоку упал, да что в этом интересного? Мне ведь сверху, с крана, все видно.

— Высокая у тебя должность, — заметила Наташа. — Я обязательно в крановщицы пойду. Надоело мне в конторке отсиживаться. Только я не в литейный, там пыльно. Я бы в механический пошла, легко, просторно, цех длинный. Там у кранов и звонки громче.

«Смешно, — подумала полусонная Нина, невольно закрывая глаза, — о звонках говорят… при чем тут звонки?»

Она смутно почувствовала, что кто-то коснулся ее плеча, вздрогнула, подняла ресницы и увидела Наташу.

— Вставай!

Нина поднялась, но, не отбрасывая одеяла, спросила:

— Да зачем это?

— А вот зачем: Лена выше меня, Сима ниже, а ты как раз. Мы с тобой одинаковые, вот я и хочу на тебе платье свое поглядеть, на себе разве увидишь? Вставай…

— Не хочу, — ответила Нина, но потом ей стало неловко: вдруг Спиридонова подумает, что ей завидуют? И она проворно вскочила с кровати, стала на узкую дорожку у тумбочки.

— Только скорей, а то холодно.

— Холодно? Тогда надень и рубашку, у меня ведь и рубашка новая есть, теплее будет, да и платье лучше приляжет.

Она достала белую кружевную рубашку с голубыми бретельками. «Расхвасталась», — подумала Нина и торопливо надела рубашку, потом высоко подняла тонкие загорелые руки, и они едва почувствовали касание шелка, — так легко скользнуло по ним платье. Оно было еще не совсем готово и чуть-чуть широковато.

— На мне будет хорошо, — сказала Наташа, но все же подколола платье булавкой.