Шрифт:
Богатырь втянул Николая за руку в комнату, засмеялся:
— Дай-ка глянуть на тебя, начальник! — легко повернул его в своих ручищах, сказал добродушно: — Обогнал ты нас всех. Но знай, что и мы, вятские, теперь не лопатой землю копаем, а ковшом!
— А Таня как, Таня? — спрашивал Николай, пытаясь разорвать кольцо богатырских рук.
— Таня? Малость поласковее стала. Привет тебе от нее. Да, молодец ты все-таки, Николай!
— Молодец! — поддержал Алексей Петрович, пощипывая седую бороденку. — Меня, старика, вот как обогнал. Но ежели серьезно говорить, так оно и должно быть. Все правильно получается, крепнет рабочий класс. Я дальше дяди Кузьмы шагнул, а ты, Кольчик, дальше меня… Не будь этого — и жить бы не стоило!
ЭПИЛОГ
Надвигалась ночь.
Николай осторожно вел Надю по ступенькам крыльца. Она хотела вырваться и сбежать вниз сама, но он удержал ее.
— Непослушная ты девчонка!
— Извини… я просто забыла.
Надя остановилась, оглядела себя — свое бежевое свободное платье, синий жакет нараспашку. Эта небрежность была приятна ей.
— Оберегаешь ты очень, — сказала она, опираясь на его руку. — Это старит меня.
Николай засмеялся от души.
— Никогда бы не подумал, что можно сказать такое. Догадайся, что может состарить женщину в тридцать лет? Заботы мужа! Я же о тебе беспокоюсь!
— Напрасно… хотя я тоже волнуюсь немножко, — созналась она, — и даже боюсь… все женщины боятся. Я как-то у Нины спрашивала…
Наде нравилось ее новое положение. Одно только смущало ее. Она стала более жалостливой, иногда — до слез… Откуда брались неожиданные слезы, она и сама не знала. Дивилась Надя и переменам своего настроения: вдруг становилась дорогой какая-нибудь мелочь, которую она и не замечала раньше, или вдруг, уйдя в себя, ничего не видела перед собою, ни в чем не нуждалась, ничему не хотела улыбнуться. В такие минуты даже очень важное казалось ей незначительным.
— Ты, как всякий мужчина, сына, конечно, ждешь? — проговорила она.
— Совсем не обязательно.
Николай осторожно повернул ее к себе, поцеловал, погладил по щеке, приласкал, словно маленькую.
Раньше, замечала она, ему самому хотелось быть маленьким в ласках. Теперь же он, казалось, неудержимо рос и мужал, а она становилась меньше и меньше. Еще раз поцеловал он ее в глаза, повел по тропинке к трамваю…
Была такая луна, какую она видела только в юности и какой больше не надеялась увидеть в беспокойные годы замужества.
…Проводив Надю в больницу, Николай не мог уснуть до рассвета. Ранним утром он сидел у телефона и ждал звонка.
Больница была недалеко. В сотый раз мысленно преодолевал он этот путь: выскочив из подъезда, попадал в трамвай, несся по заводской улице, которая с юношеских лет запомнилась ему навсегда своей свежей брусчаткой, своими первыми робкими елочками; спрыгнув с подножки трамвая, вскакивал в троллейбус и вскоре оказывался на одной из нагорных улиц, оттуда можно было видеть весь комбинат, а там и начиналась та тополиная аллейка, в конце которой виднелось большое здание с множеством окон. Сейчас окна, должно быть, отражают зарю. Издали в них он ничего не увидел бы.
Одиноко он сидел у телефона и ждал звонка.
Передний угол комнаты был занят детской плетеной коляской, в ней лежали распашонки и прочие вещи из пока неведомого для него мира. Окно было распахнуто, и ранний ветер шевелил тюлевой шторой.
Раздался звонок.
Николай бросился к телефону.
— Леонов слушает!
Он не сразу узнал голос табельщицы, которая по его поручению сообщила, что в цехе работа идет нормально.
— Нормально? — словно бы удивился Николай и потом поспешно добавил: — Хорошо, спасибо. Больше не звоните.
Опустив трубку, уперся руками в стол и закачался на задних ножках стула.
Перестав качаться, заметил, что у него, кажется, впервые в жизни вспотели руки. Он вытер их платком и с особенно острым ощущением подумал о страданиях Нади. То, что Надя страдает или должна страдать, он почему-то раньше забывал. Задумавшись, он отвел глаза от окна и посмотрел упорным взглядом на телефон. И телефон зазвонил.
— Да! — крикнул Николай.
— Еще дома? — раздался голос старого мастера.
— Жду вот, жду…
— А я справиться решил, как там. А так больше ничего, — словно оправдывался Алексей Петрович.
Прошло неизвестно сколько времени.
Раздался стук в дверь. Быстро, словно они бежали всю дорогу, в комнату вошли Наташа и Филька.
— Я же тебе говорил — нечего спешить.
— И хорошо, что поспешили, а то могли бы не застать, — ответила Наташа. — Что, еще ничего не знаете?
— Терпеливо жду.
— А вы гостинец приготовили?
Николай даже испугался.
— Забыл! Постой-ка я добегу до углового магазина. А вы смотрите, звонка не прозевайте. Я быстро.