Вместе с Мериме он осматривал Лувр — «чудо, как собрание живописных полотен и мраморных скульптур». «Непостижимой красоты» картины Веронезе, «превосходнейшие экземпляры» созданий Рафаэля, Тициана, Корреджо, Пуссена, античные статуи Венеры Милосской, Тибра произвели на Глинку неизгладимое впечатление. Собрание средневековых шпалер, витражей, лиможских эмалей они видели в готическом отеле де Клюни невдалеке от древних храмов св. Северина и св. Юлиана-нищего. Они бродили по кривым переулкам на острове Ситэ, возле собора Нотр-Дам, узким улочкам Латинского квартала и Марэ.

Париж. Отель де Клюни. Гравюра Тришона с рисунка Э. Тьерона

Попытка Глинки уехать в Андалузию окончилась неудачей. В «Записках» он писал о том, что «хвороба» не допустила его до Испании. «Беспрерывные страдания» от «раздраженных нервов», ощущение замирания в вагоне на пути в Авиньон и далее в Монпелье позволили доехать только до Тулузы. Через три недели он и дон Педро возвратились в Париж. «Шибко, нелепо постарел я, милый барин; удовольствия света не по силам»,— писал через некоторое время Глинка П. П. Дубровскому, рассказывая этот эпизод из своего заграничного пребывания.

Потянулась «домоседная» и приятая жизнь без серьезных событий. Глинка музицировал в гостиной друзей Анри Мериме г-на и г-жи Дюпор; молодые девушки приходили к нему брать уроки пения (итальянского «в особенности»). Встречался он и с русскими друзьями и знакомыми — Н. А. Мельгуновым, актером В. В. Самойловым и путешественником А. Д. Салтыковым.

Радостно принял Глинка известие о рождении дочери Оленьки у сестры Людмилы Ивановны Шестаковой в марте 1853 года.

Но творчески этот период жизни композитора оказался бесплодным. Начатую им в сентябре 1852 года работу над давно задуманной симфонией «Тарас Бульба» требовательный к себе композитор вскоре оставил. Как говорил Глинка в «Записках», при сочинении симфонии он не смог «выбраться из немецкой колеи», то есть не идти по проторенным путям германского классического симфонизма, а найти собственную «колею» ему в данном случае не удалось.

Несмотря на покой парижской жизни, неспешное течение дней, занятых чтением писателей-классиков и сказок из «1001 ночи», прогулками в садах Тюильри или Ботаническом, на климат «сухой и умеренный», через год Глинка затосковал по России. Сообщая Людмиле Ивановне еще в конце 1852 года о том, что не может в Париже продолжать начатые сочинения, он писал: «...Решительно чувствую, что только в отечестве я еще могу быть на что-либо годен».

«Скучно мне на чужой стороне»,— жаловался Глинка ей же летом 1853 года. К концу следующего года «ностальгия» его еще более возросла. Стремясь вернуться на родину, он засыпал сестру поручениями приискать квартиру в Петербурге на зиму и нанять домик в Царском Селе на лето. Разразившаяся весной 1854 года Крымская война ускорила отъезд Глинки и дона Педро «из Вавилона, сиречь из Парижа».

В Берлине, несмотря на расстроенное здоровье, Глинке захотелось увидеть на сцене какую-нибудь из опер любимого им Глюка. Благодаря содействию директора королевских театров и согласию певицы Луизы Кёстер, исполнительницы главной роли, желание его осуществилось. «Слышал Армиду — довольно»,— в восторге написал Глинка после спектакля В. Ф. Одоевскому, подражая стилю своего пансионского учителя И. Я. Колмакова.

Бреславль, Ченстохов, задержка на несколько дней в Варшаве из-за болезни ноги, и наконец рано утром в окошечке почтовой кареты показался Петербург.

Брюссель. Литография середины XIX века

Луиза Кёстер (1829—1905), немецкая певица, исполнительница заглавной партии в опере «Армида» К. В. Глюка

«...Я вздремнул, a Pedro, узнавши адрес сестры в Царском Селе, полусонного перевез меня в Царское, где я нашел сестру Людмилу Ивановну и маленькую крестницу Оленьку в вожделенном здравии»,— рассказал Глинка о возвращении в Россию, завершая свои «Записки». И ниже приписал: «Конец».

«Записки» М. И. Глинки. Последняя страница. Автограф

М. И. Глинка. Рисунок В. Самойлова

Действительно, «Записки» Глинки на этом окончились, и жаль, что в них не нашел отражения творчески наполненный период жизни великого композитора в Петербурге в 1854—1856 годах. Именно тогда, по возвращении «из басурманских земель», Глинка, по предположению Людмилы Ивановны, «приступил и к собственной биографии». (Он оборвал ее на своем прибытии в Царское Село майским днем 1854 года. Может быть, необоснованно не ожидая от дальнейшей жизни впечатлений, достойных тех, что с такой непосредственной живостью и картинностью он уже запечатлел, вспоминая о прожитых годах?) Искреннее и достоверное отражение жизни композитора и эпохи, в которую она протекала, «Записки» Глинки принадлежат к значительнейшим памятникам мировой мемуарной литературы.

Оля Шестакова. Портрет работы неизвестного художника

На удобной даче Мейера с большим садом и поблизости от парков, родственными заботами Л. И. Шестаковой Глинке «вообще жилось хорошо». По утрам он писал «Записки» или инструментовал «Приглашение к танцу» Вебера. Для отдыха он занимался с маленькой Оленькой «на ковре, разостланном тут же на балконе». Днем обычно приезжали друзья из Петербурга. Вечерами прогуливались в парках или оранжерее. Устраивались и музыкальные собрания (в одном из них В. А. Кологривов, И. Н. Пиккель и другие музыканты неожиданно для Глинки сыграли его юношеский квартет... и он не узнал его). Один раз, и то по желанию Людмилы Ивановны, Глинка с сестрой ездил на музыку в Павловский вокзал послушать оркестр Йозефа Гунгля.